15-10-2023
История Петрограда в ранний советский период — охватывает историю города начиная с октябрьской революции и периодом новой экономической политики с 1917 по 1928 год. Петроград в первые годы советской власти пережил тяжёлые экономические и социально-политические потрясения[1]. В годы военного коммунизма в три раза сократилось население города[2] и встала промышленность[3]. Петроград оставлял впечатление опустевшего города[2].
Вместе с прекращением гражданской войны и введением новой экономической политики жизнь в городе начала быстро восстанавливаться, улицы и дома ремонтировались. С 1921 года население начало снова расти[4]. В город частично вернулась рыночная экономика, была разрешена торговая деятельность, люди разных профессий объединялись в многочисленные кооперативы[5]. В городе работали частные заведения, был сформирован новый разбогатевший класс нэпманов[6].
Несмотря на то, что Петроград потерял столичный статус, в ранний период советской власти он оставался важным экономическим, научным и культурным центром РСФСР[7]. Основным видом жилья стали коммунальные квартиры, где по соседству уживались рабочие, крестьяне и бывшая аристократия[7]. Петроград в раннюю советскую эпоху стоял на перепутье между умирающем старым дореволюционным обществом и зарождавшимся советским[8].
Уже в 1920-е годы была сформулирована основная для всего советского периода градостроительная концепция города по построению спальных районов вокруг исторического центра. Преобладающим стилем стал конструктивизм[9].
На момент Октябрьской революции в Петрограде правили Временное правительство, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, городская Дума и управа, районные думы, управы и советы. Все они, представлявшие партии с зачастую диаметрально противоположными взглядами, не могли договориться, и в городе царил беспорядок[10]. Временное правительство во главе с Керенским не справлялось со сложившейся ситуацией, вызванной продолжавшейся Первой мировой войной и вместе с этим тяжёлым экономическим кризисом[11], ни монархисты, не революционные деятели не признавали это правительство[12]. В результате восстания, 25 — 26 октября 1917 года большевики установили правление над Петроградом, однако имели слабое представление о том, как будут выстраивать социалистическое общество будущего[10], большевики вели внутреннюю борьбу с меньшевиками и эсерами за единоличную власть[13][14]. Штаб захвата власти играл и роль штаба обороны города. В тот момент большевики контролировали только Петроград, и Керенский, найдя сочувствие у П. Н. Краснова и назначив его командующим всеми вооружёнными силами Петроградского военного округа, с казаками 3-го корпуса в конце октября предпринял поход на Петроград[15] (см. Поход Керенского — Краснова на Петроград). В самой столице 29 октября (11 ноября) Комитет спасения Родины и революции организовал вооружённое восстание юнкеров. Восстание было в тот же день подавлено; 1 (14) ноября потерпел поражение и Керенский[14].
В годы Гражданской войны, летом 1919 года, Петроград оборонялся от Северо-западной белой армии Юденича[16].
В марте 1918 года Петроград лишился статуса столицы, которая была перенесена в Москву, однако в течение гражданской войны оставался столицей Союза коммун Северной области и воспринимался как «центр мировой революции»[17]. Ещё до начала гражданской войны население Петрограда хоть и жило привычной жизнью, но начало испытывать на себе последствия политических мероприятий, начались перебои с продовольствием вместе с нарастанием хозяйственного кризиса и нарушением товарооборота[18]. Начавшаяся Гражданская война сильно усугубила сложившуюся ситуацию[18]. Петроград прибывал в упадке. В городе началась хозяйственная разруха, шла быстрая убыль населения[2], с 1916 по 1920 год население сократилось в три раза[2]. Петроград оставлял впечатление опустевшего города[2]. Многие дома были в разрушенном состоянии, а улицы оставались не чищеными[19]. Оставшиеся люди оставляли впечатление изголодавшихся и напуганных[20]. Советский историк Шкловский называл эти события «первой блокадой»[21]. В сложившейся ситуации была виновата не столько гражданская война, сколько политика новой советской власти, спровоцировавшей дезорганизацию налаженных структур[21]. Большевистская власть в стремлении взять под контроль весь товарооборот планомерно вытравливала частную торговлю, провоцируя инфляцию и массовый голод[22][23].
Промышленность в условиях нарушенной логистики и процесса национализации встала, политика военного коммунизма обернулась катастрофическим последствиями для Петрограда. Уже в 1919 году среди населения даже в условиях жёсткого подавления инакомыслия начали нарастать протестные настроения. Первыми массовые протесты начали устраивать рабочие Путиловского завода, обвинявшие большевиков в предательстве интересов рабочих[24]. К протестам активно призывали представители эсеров, в чём большевики увидели провокацию[24]. За 1919 год в Петрограде произошло 19 стачек, в которых приняло участие около 35 000 человек. Несколько раз большевики насильно разгоняли толпы и даже устраивали расстрелы, провоцируя рабочих на больший гнев[24]. Вскоре рабочие начали требовать прекращения преследования торговцев, как важный источник для пропитания, и протесты начали нести экономический характер[24]. Очередная волна забастовок совпала с Кронштадтским восстанием. Эти события наряду с крестьянскими восстаниями в губерниях продемонстрировали острую необходимость отказа от политики военного коммунизма и перемены экономического курса[25][26].
Введение новой экономической политики благосклонно сказалось на развитии Петрограда. Население начало снова расти[4]. Была разрешена частная торговля[27], снова заработала промышленность, часть заводов отдавалась в частные руки[28]. Экономика города начала стремительно расти, однако по-прежнему страдала от многих проблем, включая расстроенное денежное обращение[25]. Открылось множество магазинов, увеселительных заведений и заведений общепита[6]. Особую роль в экономике и культурной жизни города играли многочисленные кооперативы[5], в которые объединялись самые разнообразные слои населения, от ремесленников и торговцев[5], до учёных и школьников[29]. Кооперативное дело активно поддерживал Ленин[30]. В городе сформировался новый разбогатевший класс нэпманов[27].
Город, пришедший в крайне упадочное состояние в годы военного коммунизма начал восстанавливаться. Велись масштабные работы по реставрации водопроводной системы, улиц, мостов[31], однако город по-прежнему оставлял впечатление полуразрушенного[31]. Ещё в годы военного коммунизма в городе проводилось массовое уплотнение жилья, образовывались коммунальные квартиры[32], однако новые жители быстро приводили квартиры и здания в негодное состояние[28]. В годы НЭПа всё жильё перешло под управление частных коммунальных хозяйств[28], что привело к повышению квартплат, но и позволяло массово отреставрировать жилой фонд[33].
Советская идеология начала сосуществовать с культурой потребительства[34]. С одной стороны государство стремилось заниматься политпросвещением и воспитанием нового советского человека[8], с другой стороны в городе имелось множество частных заведений, через рекламу продвигалась западная мода[35]. Государство стремилось конкурировать с консьюмеризмом, например спонсируя молодёжные объединения, отвлекая их от почитания модных веяний, образуя клубы по интересам, отвлекая рабочих от игорных домов и кабаков[36] или открывая общественные столовые взамен «буржуазным» ресторанам[37].
Хотя в эпоху НЭПа нового строительства в Петрограде почти не велось, а основная часть построек советского авангарда появится при Сталине, уже тогда обсуждались масштабные планы по реконструкции Петрограда. Исторический центр предполагалось оставить нетронутым, но в дальнейшем развивать город за его старыми границами, образуя новые рабочие районы с низкой плотностью застройки, окружённые садами и широкими автомобильными трассами. Эта концепция легла в основу дальнейшего развития советского Ленинграда на протяжении всего следующего века[9].
В годы НЭПа шёл дальнейший процесс централизации советской власти в Петрограде, коллегии были заменены единоличным управлением заведующими отделами со своими заместителями[38]. В новых органах управления установились бюрократизм и чинопочитание, как это было в дореволюционных органах[39]. Многие члены партии негативно относились к НЭПу, так как видели в нём предательство коммунистической идеологии и угрозу существованию режиму со стороны возрождавшейся буржуазии[40]. Среди партийных служащих в том числе и в Петрограде в 1920-е годы начали проводиться массовые чистки, в частности чтобы увеличить в органах управления присутствие идейных коммунистов[40]. В 1920-е годы в процессе кадровых перестановок доля коммунистов неизменно росла среди государственных и хозяйственных учреждений, и за коммунистами были закреплены все руководящие посты[41]. Сокращению подлежали также работники неправильного, например дворянского происхождения[42].
В 1924 году в Петрограде произошло массовое наводнение, нанёсшее серьёзный урон всей системе жилищно-коммунального хозяйства[43]. Оно стало вторым крупнейшим наводнением с момента основания Петербурга, уступая наводнению 1824 года[44]. В этом же году, после смерти Ленина, Петроград был переименован в Ленинград[45].
В годы гражданской войны Петроград оставлял впечатление опустевшего города[2], где почти безлюдные улицы были едва освещены и в домах почти не было освещённых комнат, иностранцы, прибывавшие в Петроград описывали ощущение, будто посещали город-призрак[19]. Многие дома были в разрушенном состоянии, а улицы оставались не чищеными[19]. Если ещё до революции в городе, особенно на его окраинах оставалось множество деревянного жилого фонда, то в 1919 — 1920-х для отопления домов несколько тысяч деревянных домов было разобрано на дрова[46][47]. Изначально деревянные районы превращались в пустыри, где со слов Шкловского отдельные оставшиеся здания торчали, «как выбитые зубы»[46]. Если в 1916 году в Петрограде имелось около 20 000 жилых домов, то к 1922 году — более 18 000[48]. Всего между революцией и НЭПом Петроград потерял примерно 5000 преимущественно деревянных зданий[31].
На дрова разбирали торцы деревянных мостовых[49] и деревянные элементы каменных домов, оставляя их без окон, дверей и полов[50]. Опустевшие дома из-за перепада температур из-за отсутствия отопления быстро приходили в негодное состояние. Многие здания были повреждены в процессе обороны[51]. К 1919 году 20% домов в Петрограде уже не были пригодны для жилья и 13% оказались на грани разрушения[51]. Сам Петроград почти не был задет боевыми действиями[52]. К 1921 году разрушенное состояние Петрограда проявлялось всё более явственно[21]. Современники отмечали, как город растерял свою столичную атмосферу и приобретал облик пребывавшего в упадке губернского городка[21]. Многие государственные учреждения были переведены в Москву[21].
Судьба города оставалась неясной, Петроград был символом бывшего царского режима, его предлагали как отреставрировать, так и полностью ликвидировать, сначала остановив всю промышленность и затем перевезя оставшееся население в другие регионы[3].
В 1918 году в Петрограде начали массово переименовываться названия улиц, связанные с дореволюционным режимом или просто для предложения новых идей[53]. Например Невский проспект стал Проспектом 25 октября[53], Литейный проспект — Проспектом Володарского или Садовая улица — улицей 3 июля[54] итд. Самые массовые переименования были проведены в 1918 и 1923 годах[54], однако большая часть названий не приживалась, и улицы снова переименовывались[54]. Некоторые переименования несли саркастический характер, например Дворянская улица (бывшее сосредоточение дворянства) стала 1-й улицей Деревенской бедноты[53]. Население с сарказмом относилось к переименованиям улиц, Невский проспект во время НЭПа в шутку назывался «Нэпским проспектом»[27].
Вместе с началом НЭПа, Петроград начали приводить в порядок, здания ремонтировались, начали появляться первые после революции новые жилые кварталы[55]. Тем не менее город по-прежнему оставлял впечатление разрушенного и заброшенного[50]. Петроград после Революции и гражданской войны оставлял впечатление полуразрушенного города, многие здания начали разрушаться, от того, что в подвалы часто попадала вода. Фасады многих зданий начали сыпаться, представляя смертельную опасность для прохожих, им запрещалось гулять слишком близко к зданиям[56]. Некоторые жители продолжали разбирать полуразрушенные дома на кирпич или разбирать на дрова деревянные постройки, с этим явлением начали бороться с 1922 года, угрожая расстрелом за разбор зданий[57]. С 1923 года было отремонтировано крыш в 70% домах, в 11,5% домов отремонтировали фасады[57]. Петроград на фоне массового ремонта зданий начал снова постепенно приобретать черты европейского города[58].
Несмотря на улучшение общей ситуации, в Петрограде сохранялся топливный кризис, отчего жители после уничтожения деревянного жилого фонда продолжали массово разбирать на дрова деревянные части каменных зданий, оставляя их без окон и дверей, а также массово уничтожали заборы в садах и парках и вырубали оставшиеся в городе деревья[58]. В период НЭПа, бывшим владельцам небольших домов с количеством менее четырёх квартир[59] предлагали вернуть имущество но многие из них отказывались из-за дороговизны ремонта таких зданий, в итоге многие здания в Петрограде стояли в полуразрушенном виде[58]. Новый этап в восстановлении Петрограда наступил после 1924 года, когда в городе началась массовая реставрация, город стоял в лесах и постепенно приобретал дореволюционную красоту[60].
В Первые годы советской власти в Петрограде в условиях отрицания дореволюционного наследия было уничтожено межевое дело, которое ассоциировалось с помещичьем землевладением[9]. Градостроительная концепция строилась на отрицании дореволюционного опыта, но его участники так и не смогли составить ясный план по развитию города[9]. Петроград в первые годы после революции не развивался, а стремительно разрушался, была уничтожена значительная часть деревянной постройки[46]. В начале 1920-х годов градостроители заново начали обращаться к дореволюционному опыту градостроения и был сформулирован принцип новой архитектурной формы, предполагавшей рациональное удовлетворение жилищных требований, строгость и экономность в оформлении и отказ от пестроты форм, вызванной «капризом тщеславия и конкуренцией»[9].
Здания нового типа должны были быть в некоторой степени однотипными[9]. В 1923 году была создана «комиссия по перепланировке Петрограда и его окраин» и тогда впервые была предложена идея сохранения облика исторического городского центра[9]. В рамках перепланировки были составлены планы по озеленению города и создания большего количества парков[9]. Уже тогда предлагалась идея деления Петрограда на три зоны. Исторический город входил в первую зону, в второй зоне строились 4-х, 5-ти этажные здания на расстоянии друг от друга, в окружении зелени и третья зона с небольшими коттеджными зданиями, располагавшиеся в пригородах[9].
Обсуждались планы по строительству новых мостов через Неву, реконструкции железнодорожной сети, увеличению количества школ, детских садов, больниц, районных клубов, стадионов итд. В рамках проекта предлагалось создать обширные пригородные зоны вокруг Петрограда, состоявшие из «гигантских зелёных гирлянд с парками и местами отдыха» и постройки, формировавшие масштабные и единые архитектурные ансамбли, украшенные мемориалами, разрезанные трамвайными путями и автомобильными трассами. Уже тогда было предложено превратить Аптекарский, Каменный, Крестовский, Петровский и Елагин острова в мемориальные исторические парки[9]. Начали прорабатываться первые проекты по планировке и застройке рабочих городков а Нарвском, Володарском и Выборгском районах[9]. Несмотря на описываемую схожесть пригородов — садов со спальными районами поздней советской эпохи, в таких районах предлагалось делать коллективные жилища[9], построенные по образцу фаланстеров Роберта Оуэна, где каждый дом представлял собой отдельные коммуны[61].
Строительство первых постреволюционных и ещё пока редких участков началось после 1921 года[9]. В этот период начала предлагаться идея квартала-участка, которая в итоге станет частью новой градостроительной традиции Ленинграда на протяжении XX века[9]. Советская архитектура раннего поколения прежде всего удовлетворяла жилищные требования, но во внешнем оформлении была выраженно строгой и экономной в противовес дореволюционным зданиям[9]. Строительство первых рабочих кварталов или жилмассивов нового типа началось с 1924 года — начали строиться Серафимовский городок, Тракторная улица, улица Ткачей, Палевский городок[9]. В центре города повсеместно надстраивали имевшиеся дома новыми верхними этажами[9]. Первые жилмассивы были выдержаны в стиле конструктивизма, отражавшие идеи социального строя — устремлённость в будущее и спартанский быт[32]. Зданиям общежитий были свойственны геометрически чёткие фасады, динамичные конструкции и рациональное устройство скромных квартир[32].
ТЭЦ фабрики «Красное Знамя», Дворец культуры им. А.М. Горького, Жилмассив для рабочих-текстильщиков, Школа им. 10-летия Октября, Жилой рабочий квартал Путиловского завода
|
В годы гражданской войны Петроград столкнулся с острой нехваткой топлива для электростанций, и оно подавалось в начале по шесть часов в сутки и затем — по 2 — 3 часа[18]. Жилища освещались керосином и свечами[18]. Из-за нехватки энергии уличные фонари освещались слабо и с перебоями. Начали восстанавливать газовые и керосиновые фонари, но вместе с нехваткой керосина и газа и такое освещение прекратилось. К 1920 году уличное освещение прекратилось[46]. В Петрограде также перестало работать центральное отопление[46]. Так как в годы гражданской войны городские улицы засыпало снегом, была введена повинность по очистке снега, и домовладельцы обязывались чистить снег на своей территории[62].
В годы гражданской войны в городе почти не было транспорта, общественный транспорт пребывал в катастрофическом состоянии[62], новые трамваи не производились, а старые из-за повышенной эксплуатации быстро ломались[63]. Сами трамваи часто останавливались из-за перебоев с электричеством[63]. Оставшиеся трамваи были переполнены, и люди часто висели на подножках[63]. В Петербурге также почти не осталось исправных барж[1]. Автомобили из-за нехватки бензина не ездили, в основном для перевозки использовались лошади. Из-за нехватки корма лошади истощались и погибали, их употребляли на конину. Количество лошадей в Петрограде сократилось на 10 тысяч[62], большая часть повозок поломалась[63].
В начале эпохи НЭПа, несмотря на улучшение жизненного положения граждан, городская инфраструктура оказалась в полуразрушенном состоянии. Имевшиеся мосты требовали срочных ремонтных работ, городские парки пребывали в запустении. В Петрограде ещё пока отсутствовала канализация, и отходы стекали по водосточным канавам, которые также были крайне засорены и требовали ремонтных работ[56]. Реставрировалось прежде всего жилищно-коммунальное хозяйство, к 1923 году был починен водопровод в 77% домов, домовая канализация — в 60%, остекление — в 70% и дымоходы в 41%[31] тем не менее из 17 000 домов только 12% не требовали капитального ремонта[31]. В 1922 году был установлен платный проезд на трамваях, начали активно ремонтировать вагоны, и к концу года было восстановлено уже 15 маршрутов[64].
К началу 1920-х годов система водостока пришла в полную непригодность, и в Петрограде на улицах стало появляться множество провалов[65]. В 1921 году начался массовый ремонт канализационных труб, было отремонтировано 11 110 саженей, заделано около 800 провалов и очищено более 12 000 люков, вместе с этим проводилась массовая перекладка мостовых на местах ремонтов[66]. В этот же период из Петрограда были вывезены сотни тысяч бочек с накопившимися нечистотами и мусором[66]. Проекты по ремонту имевшейся городской инфраструктуры и коммуникаций проводились в течение следующих нескольких лет, в ремонте своё активное участие принимали сами жители города от рабочих, до нэпманов[60]. В городе отсутствовало освещение в рабочих районах. Установка новых фонарей и их освещение сильно усложнялось массовой кражей лампочек, в итоге пытались устанавливать фонари с электрическим током, но они плохо освещали улицы, имевшиеся фонари были окутаны колючей проволокой[43].
Прошедшее в 1924 году масштабное наводнение нанесло настолько масштабный урон всему жилищно-коммунальному хозяйству, что свело практически на нет усилия в ремонтно-восстановительных работах за последние несколько лет. Были разрушены многие мостовые[43], было уничтожено 78% торцевых мостовых, которые стелились деревянными плашками до революции[67]. Было затоплено и повреждено более 5000 домов[43]. Было также повреждено более 150 тысяч бетонных и деревянных коллекторов, на месте их повреждения появлялись провалы[67]. На ликвидацию последствий наводнения были выделены крупные средства, половина из которых предназначалась на восстановление мостовых и набережных[68]. На помощь для восстановления города прибывали люди со всей страны. Мостовые были восстановлены за месяц, а набережные — за год[64].
В 1918 году начала проводиться политика уравнительного пользования жильём, начали создаваться коммунальные квартиры, чтобы отнять излишки жилья у богатых классов и перераспределить их среди рабочего класса. Многие особняки и барские квартиры начали захватываться рабочими[69]. Была установлена новая норма — по одной комнате на взрослого и двух детей. Квартиры с излишней площадью подлежали уплотнению и заселению прежде всего семьями находившихся на фронте красноармейцев[70].
Под уплотнение и национализацию попали прежде всего пустующие богатые квартиры и особняки, оставленные их сбежавшими владельцами[71]. Все здания были национализированы к 1921 году[9]. Рабочим и семьям фронтовиков отдавались также бывшие гостиницы[70]. К августу 1918 года было конфисковано около 3000 домов с частных рук[70]. Жители квартир боролись с уплотнением, скрывая площадь, приписывая фиктивных жильцов, подделывая справки итд[72]. Состоятельных квартиросъёмщиков если и не наказывали или не изгоняли из города, то к ним подселяли многочисленных новых соседей из рабочих районов, образуя первые коммунальные квартиры[32]. В коммунальных квартирах начало процветать доносительство[61] с целью выселения соседей для освобождения жилплощади или из личной мести. Власти поощряли доносительство для борьбы с «антисоветскими элементами»[73]. Новые жилищные условия разрушили сложившуюся до революции социальную структуру города[74].
Ванные отсутствовали в большей части жилищного фонда, как и горячая вода[75]. В подавляющем числе горожане жили в коммуналках, чьи дореволюционные помещения не были оборудованы для мытья дома[76]. Традиционно горожане для соблюдения гигиены посещали общественные бани[76]. Бельё стиралось в домовых прачечных или подвалах домов[75]. Значительная часть домов продолжала отапливаться дровами и в дворах располагались дровяники[75]. Для готовки на кухне использовались массивные плиты, топившиеся дровами, а также керосинки, керогазы или примусы[77]. Во внутренних дворах располагались полотенца и дровяные сараи[78]. Во многих квартирах по-прежнему отсутствовал водопровод, отчего люди справляли нужду во внутренних дворах[79][80] или использовали для отхожих мест бесхозные здания, например бывшие казармы[67]. Во многих зданиях были затоплены подвалы, отчего образовывался дурной запах[79]. Серьёзной проблемой оставалась кража деревянного материала для топки печек, для которых использовали двери, паркеты, лестничные ступени, перила итд[81].
Новое советское руководство унаследовало кризисную жилищную ситуацию. До революции большая часть населения жила в неудовлетворительных жилищных условиях, особенно на рабочих окраинах города, где зачастую отсутствовало электричество и водоснабжение. В 50 000 квартирах в комнатах жило до 4 человек, были распространены случаи, когда в отдельных комнатах жило по 20 человек[82]. Жилищная ситуация резко ухудшилась вместе с притоком беженцев во время Первой мировой войны, многие бедные слои населения занимали углы — пространства около 2,5 кв. метров в комнате или могли позволить себе только койкоместо[83]. Многие рабочие фабрик жили в двухэтажных бараках[83]. В дореволюционном городе также жило множество бездомных[83].
Переселенческая политика, проводимая советским руководством, в процессе которой многие жители были выселены из квартир, с одной стороны, была крайне спорной. С другой стороны, она улучшила жилищные условия для многих бедных слоёв населения, многие коечные и угловые жильцы переселились в комнаты[84]. Массовое уплотнение было попыткой решить назревший до революции жилищный кризис и избавиться от рабочих окраин[85]. Советское руководство пропагандировало идею переустройства жизни в соответствии с идеалами коммунистического общежития, представлявшего собой подобие фаланстеров Роберта Оуэна[61]. Власти хотели сводить разные семьи в одной квартире, образуя первые в городе коммунальные квартиры[61].
В годы Гражданской войны из-за редкой подачи электричества, люди для освещения использовали керосин и свечи, но эти товары были в дефиците и использовались экономно[18]. Те здания, что изначально отапливались — перестали получать отопление, и все дома перешли на печное отопление. Дрова считались ценным товаром, в городе организовали заготовку дров. Поленья громоздились на улицах[46]. Дрова добывали, разбирая деревянные дома[46], но и их не хватало, поэтому жгли мебель, книги, двери, паркет[49]. Крайне популярной стала небольшая железная печка «буржуйка». Грела она только в момент горения и плохо прогревала большие комнаты[49]. Водопровод не работал, так как большая часть труб замёрзла и полопалась[49]. Воду добывали из колонок, колодцев и рек[49]. Люди справляли нужду на улице из-за наработавших туалетов[86][79].
Вместе с массовым бегством населения во время гражданской войны, множество жилой площади освободилось, и меры по уплотнению вышли из главной повестки дня[72]. Уже к середине 1918 года средняя плотность населения на 100 квартир снизилась с 880 до 539 человек[72]. Появилась возможность заселять рабочих в опустевшие квартиры, почти исчезли угловые и коечные жильцы, 73% населения уже проживало в квартирах[72]. Многие просторные барские квартиры оставались пустыми, так как плохо отапливались буржуйками и часто быстро приходили в упадок. Особняки также быстро приходили в неудовлетворительное состояние и не годились для жилья[87]. Многие рабочие не хотели переезжать из своих бараков, так как доступное жильё на фоне развала транспортной системы[88] оказывалось слишком далеко от их места работы[88][87], большая часть пустующих квартир располагалась в центре города[87].
Рабочих мотивировали на переселение пособиями и бесплатным освещением с отоплением и наоборот занимались изгнанием «буржуазных элементов» из удобных квартир[89]. Несмотря на опустение города, уплотнительная политика продолжала проводиться скорее, как карательная мера против буржуазии с целью лишить их лучших жилищных условий[90]. Квартир лишались не только буржуи, но и остальные классы населения, в том числе и красноармейцы, покинувшие свои жилища на время гражданской войны[91].
В эпоху гражданской войны значительная часть коммунального хозяйства разрушалась не столько из-за военных действий, сколько из-за политики, проводимой большевиками. Они предоставляли массово бесплатное жильё пролетариату без обязанности коммунальных оплат, отчего город лишился статьи доходов от коммунальных услуг и не имел средств на их обслуживание[28]. На фоне отрицания частной собственности, переезжавшие в новые квартиры жильцы не воспринимали их, как собственность и быстро приводили квартиры в негодное состояние[92]. Многие опустевшие квартиры и дома из-за перепадов температур быстро приходили в негодное для жилья состояние[51], в трети всех квартир не было освещения[51]. Воры часто сдирали металлические листы с крыш домов, отчего здания после осадков сразу приходили в негодное для жилья состояние[92]. В 1922 году 600 зданий в Петрограде были на грани разрушения[93].
Вместе с началом НЭПа продолжался процесс приёма домов в коммунальный фонд[55]. Остро встал вопрос о состоянии жилого фонда, пострадавшего в результате политики нового руководства и гражданской войны. Если в 1916 году в городе имелось 282946 пригодных для жилья квартир, то к 1922 году их количество сократилось до 192146[48] при том, что 55 000 квартир пустовало[48] и одновременно многие квартиры оказались чрезвычайно перенаселены[56].
В рамках экономической политики коммунальные хозяйства снимались с государственного обеспечения и отныне должны были сами себя обеспечивать, но и могли извлекать выгоду из эксплуатации домов[28], начало восстанавливаться подобие системы доходных домов до революции[28]. Жильцы домов объединялись в товарищества и контролировали расход средств на квартплату[81][93]. Многие петроградцы с энтузиазмом принялись ремонтировать дома, в которых они жили[33]. В середине 1920-х годов только 5% квартир находились в собственности Петрограда[60].
Вместе с этим начали повышаться цены на коммунальные услуги[94]. Однако подорванное революцией и гражданской войной население не было готово платить много денег, и у коммунальных хозяйств почти отсутствовали доходы с квартплат[94], частные предприниматели, духовенство и торговцы были обязаны платить в 10 раз больше[94]. Коммунальным предприятиям приходилось тратить много средств на восстановление жилищно-коммунального хозяйства после гражданской войны, отчего коммунальные предприятия были убыточными[95]. Там, где жильцы исправно оплачивали квартплату, ремонтные работы шли лучше[31]. Были значительно улучшены условия жизни за счёт восстановления электричества и водоснабжения[96]. В период НЭПа проводились аварийные и ремонтно-отделочные работы[81].
В период НЭПа жилищная ситуация значительно улучшилась вместе с восстановлением жилищно-коммунального хозяйства, свою важную роль в которой сыграли коммунальные хозяйства[97]. В некоторых жилтовариществах организовывали малые сады или детские уголки[78]. Многие жилтоварищества организовывали «красные уголки» — места проведения досуга для жильцов[98], там часто устраивали кружки, громкие чтения[98]. Власти видели в красных уголках мощные рычаги идеологического просвещения[98]. Фурор вызывало установление радиоприёмника, провоцировавшее «паломничества» жильцов из соседних домов[98]. Радио было в тот период редкой новинкой[98]. Программы также транслировались по телефонам, которые в середине 1920-х годов оставались редкостью[98]. К концу 1920-х годов проводилась массовая чистка среди начальников жилтовариществ, заменяя их верными партии людьми[99].
Октябрьская революция радикально поменяла культурную конъюнктуру Петрограда. Советское руководство ставило перед собой цель воспитания нового советского человека, и многие традиции начали осуждаться, например религиозность и посещение церкви[8]. При этом боясь гневной реакции со стороны преимущественно религиозной общественности, антирелигиозная борьба в ранний советский период проводилась осторожно под предлогом борьбы с предрассудками и околорелигиозными традициями[100]. Продвигалась идея связи веры с пьянством[101]. Особенно пресса целилась на женщин, в начале 1920-х годов посещавших церкви в среднем 3,7 часов в месяц, мужчины делали это 1,5 часов[102]. На фоне ослабления позиции церкви усиливалась деятельность других религиозных конфессий и религиозных сект. Многие молодые люди становились баптистами[103], в городе становилось больше последователей Ивана Чурикова[104].
Начиная с первых лет установления советской власти, она начала борьбу с «буржуйскими» элементами, напоминавшими о некогда высших классах городского сообщества. Бывшие представители высших слоёв из-за дискриминации старались не носить «буржуйскую» одежду, борьба с буржуйской модой начала вестись в печати с 1920 года. Среди новой городской элиты в моду вошёл милитаризованный стиль — кожаный френч, сапоги, военная фуражка. Кожанка ассоциировалась с руководящими слоями и стала главным модным атрибутом[105]. Важную пропагандистски-просветительскую роль играла пресса, призывавшая вести здоровый образ жизни, выступавшая против религии и помогавшая внедрять новые бытовые практики[35]. Для борьбы с «буржуазией» продвигалось определение мещанского поведения или образа жизни. Под ним подразумевалось превалирование материальных ценностей над духовными[106]. Мещанством объявлялось следование дореволюционной или западной моде, использование косметики, увлечение западной музыкой, светский образ жизни[107]. Для восстановления промышленности власти продавали произведения искусства за границу[108].
В годы военного коммунизма власти вели усиленную борьбу с секс-работнцами[109], подпольными игорными заведениями и азартными играми, запретив производство на карточной фабрике[110]. Игорные заведения однако сразу же снова открывались в других местах[111]. Вместе с возникшим дефицитом игровых колод, люди начали приспосабливать под азартные игры другие настольные игры, в частности бильярд, который позже тоже был запрещён[111].
Важную роль в воспитании нового советского человека играло культурное воспитание рабочих и молодёжи, для чего в Петрограде в годы НЭПа открывались клубы для рабочих, библиотеки, устраивались лекции, экскурсии. Важной частью новой советской культуры стал спорт[35]. Клубы могли охватывать самые разнообразные темы — кино, танцы, кружки кройки и шитья, радиодела итд[36]. В кружках прежде всего преподавали политграмоту, естествознание, историю рабочего движения[36]. Разные виды отдыха в кружках служили для привлечения в них людей[36]. Рабочие на экскурсиях часто вели себя некультурно и пьянствовали, становясь объектом для шуток[112].
Другим важным элементом советской пропаганды выступал спорт и физическая культура[113]. Спортивные команды формировали при заводах, которые устраивали между собой «внутризаводские» соревнования. Одна из таких команд стала прообразом Зенита[114].
С 1920 года в Петрограде после массовой конфискации особняков и дач начали массово организовываться дома отдыха для рабочих[115]. Однако вскоре эти здания присвоили себе в качестве санаториев партийные, советские и профсоюзные элиты[115]. Некоторые бывшие дворцы и особняки передавались культурным и научным организациям[115] или там организовывались музеи дворянского быта[84]. В 1920-е годы при фабриках и кооперативах начали массово строить столовые. В них поддерживалась постреволюционная атмосфера, и люди обедали за общими и длинными столами[116]. Столовые воплощали коллективизацию быта, при них открывались читальные залы, биллиарды, шахматные кружки, там могли давать выступления оркестры[37].
Петербургский театр столкнулся с массовым исходом лучших артистов после революции, но многие артисты и режиссёры остались в городе и сделали всё возможное для спасения и сохранения театрального искусства[117]. В городе оставались петь Шаляпин[118] и танцевать Ваганова[117]. Театральное искусство подчинялось новой большевистской идеологии, ставившей перед собой цель прежде всего высмеивания и осуждения враждебных классов[119]. Театры также стали площадками для экспериментального революционного искусства — представления символических «живых картин»[120]. Власти предлагали переносить спектакли из старых театров в рабочие районы для искоренения буржуйских элементов из театрального искусства[121]. Новое руководство стремилось приобщить рабочий класс к культуре и поощряло посещение ими театров. Например в определённые дни спектакли организовывались только для рабочих[118]. На практике посещение театров превращалось для рабочих в насильственные мероприятия, современники отмечали бескультурные толпы, неприкрыто выражавшие презрение к актёрам и музыкантам[122]. В период НЭПа шло возрождение потребительской культуры и вместе с тем — аудитории театров[123].
В Петрограде проводились массовые празднества, впечатлявшие по глубине эмоционального воздействия. Советское руководство вводило новые государственные праздники, например 1 мая или в честь других важных событий, например похорон жертв революции. Проведением празднеств занимались специальные комиссии и с 1920 года — «секция пролетарских празднеств при Петроградском отделе народного образования». Первая масштабная декорация была устроена 1 мая 1918 года[124]. Первый советский праздник — «Международный день солидарности трудящихся» – проводился подпольно ещё при царском режиме[124]. Основная часть праздников красного календаря была составлена в 1918 — 1919 года[125].
Советские праздники были призваны заменить традиционные и крайне популярные у населения церковные праздники или дореволюционные государственные празднества[124][126]. В советских праздниках сохранялась ритуальная торжественность, где обрядовые акты заменялись митингами, проповеди — речами и молитвы — хоровым пением и перемешивались с театрально-зрелищными элементами, танцами, выступлениями ансамблей, театрализованными шествиями[124]. К праздникам городские здания покрывались огромными плакатами и лозунгами[125]. В празднествах преобладал красный цвет[125]. До усиления государственного контроля над искусством, в оформлении города к празднествам часто использовали аполитичные мотивы — сказочные, исторические сюжеты или экспериментальное искусство[127].
Новое руководство насаждало населению участие в массовых празднествах, главным образом годовщины Октябрьской революции[118]. На таких празднествах, в театрализованных представлениях учувствовали до тысячи человек. Для власти это была важная идеологическая нагрузка, а для горожан — способ досуга[118]. Тем не менее для многих горожан, особенно старой интеллигенции советские праздники и применение новой советской эстетики были чужды и необычны, они воспринимали их с иронией и насмешкой[128]. Для вовлечения большей части горожан с целью пропагандистского воспитания организовывались субботники, требовавшие от горожан и детей участвовать в празднествах[129].
В годы НЭПа массовые мероприятия продолжали активно проводиться, но в них всё более активно и добровольно учувствовали члены кооперативов, которые придавали торжествам всё более кооперативную направленность. На таких праздниках устраивали сцены на кооперативные темы[130].
После Октябрьской революции в Петрограде начали развиваться новые формы искусства, частично вдохновлявшиеся эстетикой Великой французской революции, город обвешивали лозунгами, плакатами, знаками, знамёнами и т. д. В их создании участвовали многие известные художники, например Самохвалов[131]. Важной формой революционного искусства были также открытки, жетоны, медали[132]. Советское искусство развивалось в условиях романтической полурелигиозной веры в торжество социальной справедливости. Искусство стало площадкой для экспериментов у многочисленных молодых художников, деятельности которых большевистская власть, несмотря на явную раздражённость, предпочитала не мешать. Часто такие произведения были выполнены в кубофутуристическом стиле. Проблема подобного стиля заключалась в том, что он не воспринимался большей частью населения. Старая интеллигенция смотрела на него с иронией, а рабочим классам он не был интересен[132]. В годы гражданской войны деятели искусств поселились в доме № 15 на Невском проспекте[133], где устраивали литературные и музыкальные вечера, выставки, бесплатные экскурсии[134].
Руководство, стремившись сделать искусство понятным более массовому зрителю[132] решило взять под и использовать его, как средство коллективного коммунистического воспитания[135]. Ещё в 1918 году был сформирован «Петроградский комиссариат просвещения» с отделами изобразительных, театральных и музыкальных искусств[135], чьи работники при участии молодых художников проводили агитационно-пропагадистскую работу с помощью искусства[135].
Главным художественным направлением советским руководством были провозглашены социалистический реализм[134] и монументальная пропаганда, чьим поклонником был Ленин, вдохновлявшийся сочинением «Город Солнца» утописта Кампанеллы[136]. Замысел Ленина заключался не только в украшении города марксистскими лозунгами, но и созданием бюстов, фигур, барельефов и групп[136]. Открытие таких памятников в Петрограде сопровождалось празднествами[137]. На Литейном проспекте, в Гавани и других районах в первые годы после революции сооружали временные триумфальные арки, например арка Лангбарда на аллее, ведущей к Смольному[138].
Вместе с этим предполагалось снятие памятников в честь царей и из слуг[137]. В Петрограде уничтожались любые символы, связанные с самодержавием, созданные на рубеже XIX и XX веков[137]. Новое монументальное искусство было призвано увековечить память революционеров и исторических деятелей из составленного Наркомпросом списка[54]. Самым первым памятником в Петрограде стал памятник Радищеву[139]. Первые памятники были выполнены из гипса и не сохранились[139], к примеру, сам «Радищев» упал и разбился через 5 месяцев[139]. Первые памятники часто несли экспериментальный характер и создавались скульпторами — авангардистами и футуристами[140]. Они могли представлять собой геометрические конструкции[138]. Самым известным примером мечтательного проекта авангарда стала Башня Татлина, которая по задумке создателя проекта должна была достигать 400 метров в высоту и представлять собой массивную спиралевидную конструкцию, внутри которой бы вращались семиэтажные здания, где располагались бы высшие органы всемирной рабоче-крестьянской власти (Коминтерна)[141]. Проект вызвал интерес у специалистов из разных стран, башню рассматривали, как символ новорождённой советской России и символом революционного искусства[142]. Проект таже был создан как попытка привлечения внимания к стремительной смерти города в условиях военного коммунизма[143]. В 1920-е годы на Троицкой площади предлагалось возвести 400-метровый памятник Ленину[143], который послужил прообразом для московского проекта Дворца советов[144].
В 1920-е годы пришёлся расцвет литературы нового советского поколения, пришедшего на замену серебряному веку. Новая литература обслуживала запросы государства[145] и была пропитана эстетикой революционного авангарда[145]. В Петрограде действовало объединение молодых писателей «Серапионовы братья», куда входили многие известные литераторы первого советского поколения — Лунц, Груздев, Зощенко, Каверин, Никитин, Слонимский, Полонская, Федин, Тихонов, Иванов и другие. Объединение было выражено аполитично и с точки зрения партии отражало идеологию растерявшейся мелкобуржуазной интеллигенции[146][147]. В городе в 1923 году была сформирована «Петроградская ассоциация пролетарских писателей», чьи члены занимались созданием партийной литературы и ставили перед собой цель воспитания нового поколения пролетарских писателей. В разные годы организацией руководили Чумандрин, Ефремов, Добин, Горбачев, Камегулов, Либединский, Лузгин, Майзель, Мительман, Садофьев, Саянов и другие. ПАПП и затем ЛАПП[148].
Литература в Петрограде развивалась в условиях стремления искоренить дореволюционное и имперское наследие России и в том числе и Санкт-Петербурга[149]. Новым культурным центром стала Москва, а Петроград начал ассоциироваться с дореволюционным наследием[149]. В литературе затрагивались темы перерождения и смерти города, что отражалась в серии рассказов «Дракон», «Мамай» и «Пещера» в рассказах Замятина, мистических рассказах Грина («Крысолов», «Фанданго») или романе «Хождение по Мукам» Толстого[149]. В городе открылись библиотеки — Центральная городская публичная библиотека им. В. В. Маяковского и первая Центральная детская библиотека[150].
Литературной деятельностью продолжали заниматься многие деятели серебряной эпохи Гиппиус, Иванов, Пяст, Чулков, Форш, Белой, Ходасевич и другие[149], хотя многие из них к тому моменту покинули Петроград. Часто в своих произведениях они затрагивали абсурдность происходящих в Петрограде событий как в общественном, так и культурном плане, город выступал в их глазах символом падения старой России[149]. В это же время в лирике Ахматовы, Адамовича, Мандельштама и Ходасевича укреплялся образ Петербурга, как наследника старой русской культуры и истории, «города Пушкина»[149]. Знаменитый литератор и общественный деятель Максим Горький, организовал в своей квартире центр литературной жизни и организовал издательство «Всемирная Литература»[151].
В период новой экономической политики культуру, навязываемую государственной идеологией начала теснить нэпская культура, чьё направление диктовала возрождавшаяся культура потребления[34]. В Петрограде, вместе с восстановлением денежного обращения[109] начало открываться множество старых и новых ресторанов, клубов, обслуживавших разбогатевший класс нэпманов[6]. Золотая молодёжь следовала последней моде, в клубах и на вечеринках танцевали пришедшие с запада модные танцы тустеп и фокстрот[35]. Фокстрот танцевали и на улице, в клубах, школах[152], этот танец стал символом идеологической чуждой буржуазии[152]. Несмотря на усиленную борьбу с буржуазными элементами на культурном поприще, в Петрограде имелось множество рекламы с модной одеждой, что побуждало девушек одеваться модно[153]. В тот период шло ослабевание партийной пропаганды и начали возвращаться ещё до недавнего времени недопустимые дореволюционные традиции, например с 1925 года снова начали продавать новогодние ёлки[116]. Горожане ходили не на идеологически правильные фильмы, а на комедии, импортные мелодрамы и остросюжетные фильмы[154]. В городе ощущалось влияние низовой одесской культуры, популярными были многие одесские песни — «Бублички», «Мурка», «Кирпичики» итд[154].
На фоне потребительского навязывания идеалов красоты и государственной пропаганды вредности этих идеалов у подростков сложилось противоречивое отношение к внешности, излишняя «пролетарскость» считалась неопрятной и бескультурной, но и излишнее увлечение модой тоже высмеивалось, и подростки стремились находить равновесие между двумя крайностями, между модой, аккуратностью и простотой[155]. Многие комсомольцы разрывались между навязываемой государством идеей спартанского быта и навязываемой потребительством глянцевой жизнью моды, вечеринок, кино и ресторанов[156]. Многие школьники и студенты, раздражённые назойливым навязыванием «правильного» образа жизни восхищались «упадочнической» деятельностью Есенина, который был склонен к хулиганству и пьянству и подражали ему, это явление называли «есенщиной»[157]. После смерти Есенин стал в глазах молодёжи кумиром и символом пассивного протеста против советской власти[158].
В городе открывались многочисленные кабаки, в которых отдыхали и пьянствовали рабочие[159]. Несмотря на многочисленные попытки советского руководства приобщить к культуре рабочих, они избирали пивные основными местами свободного времяпровождения[160]. В городе открылось множество игорных домов, которые прикрывались помощью обездоленным[161]. Самым известным игорным заведением стал «Сплендид-Палас»[162]. Начали появляться многочисленные чайные, рестораны и буфеты[116].
Расцвет культуры кооперативов в период НЭПа оказал влияние и на культурную городскую деятельность. В кооперативы начали объединяться представители культурной и научной интеллигенции, работники музеев[123]. В кооперативы собирались например артисты, дававшие частные представления[163]. На фоне расцвета ремесленных кооперативов, начали появляться и швейные предприятия, которые нанимали модельеров для создания новых модных фасонов обуви и одежды[164]. Появлялись книгоиздательские кооперативы, которые занялись выпуском книжной продукции, соответствовавшей литературным и политпросветительским целям социалистического режима[165]. Популярность кооперативов оказывала и непосредственное влияние на их культурное восприятия, кооперативщики и нэпманы становились героями представлений на первомайских праздниках, героями многочисленных шуток. В Петроградских театрах большой популярностью пользовались фильмы на тему кооперации[130].
На период НЭПа в Петрограде пришёлся расцвет травести культуры, на который повлияло не только улучшение благополучия населения, но и ускоренный процесс эмансипации, пришедший вместе с советской властью[166]. В городе среди определённых кругов популярностью пользовались женские имперсонаторы — мужчины, игравшие женских персонажей[166]. В городе начала 1920-х годов действовали разнообразные гей- и травести-клубы. На улицах Петрограда была устроена постановочная гей-свадьба, ставшая тогда сенсацией[166].
В годы военного коммунизма без работы оказались профессора, учителя и учёные[167]. В условиях творившегося хаоса и отрицания прежней системы, в том числе и образовательной, многие учебные заведения перестали работать или существовали в условиях жёсткого недофинансирования[167]. Учителя и учёные рассматривались, как часть враждебного класса, над ними издевались, отвлекали от работы трудовыми повинностями, сажали под аресты, постоянно вторгались в их квартиры[168]. В Петрограде в годы гражданской войны почти не осталось студентов, многие из них сбежали[168]. Осознав, какой вред преследование учёных и преподавателей может принести научным и учебным учреждениям, им начала оказываться государственная помощь[169], тем не менее научная интеллигенция оставалась в бедственном положении, и реальное улучшение её жизненного положения началось к середине 1920-х годов[170]. К 1921 году в Петрограде перестали действовать школы, училища и гимназии[171].
На фоне возрождения рыночной экономики, в Петрограда начала налаживаться система образования[171] и система подготовки квалифицированных кадров[130]. Силами кооперативов были созданы техникум и институт, где готовили кадры для потребкооперации. Петроград в этот период стал главным центром подготовки технических и экономических кадров в стране[172]. Государство для подготовки профессиональных кадров учредило Северо-Западный институт управления[172]. В Петрограде открывались кустарно-ремесленные школы ВСНХ для подготовки новых мастеров[173].
В Петрограде с момента революции продолжали существовать школы, которые получали из госбюджета дотации, но их финансирование почти прекратилось в годы НЭПа. Центральную роль в организации школьного образования играли школьные кооперации, видевшие в образовании возможность подготовки требуемых кадров. Кооперации сыграли важную роль в налаживании народного образования[174]. Сами школьники становились членами школьных кооперативных кружков с собственными уставами, цель таких кооперативов заключалась в подготовке детей к торговой деятельности и обучении тонкостям денежного оборота[175][174]. Ученики могли заниматься продажей канцелярских предметов в школах, содержать буфеты и снабжать других детей завтраками[29], они также занимались благотворительной деятельностью, например собирали травы для аптек[175]. Учащиеся старших классов могли проходить практику в кооперативных предприятиях[175].
К концу 1925 года в Ленинграде работало 214 школ и в 100 из них были сформированы ученические кооперативы[29], городские власти увидели в кооперативах угрозу взращивания нового поколения враждебного социализму класса[176], учитывая, что 78% детей — членов кооперативных кружков были выходцами их семей служащих и только 15% рабочих[176]. Уже после 1925 года деятельность кружков начали ограничивать, запрещали заниматься торговлей[176].
Первые годы советского правления сопровождались быстрой убылью населения за счёт массового бегства, высокой смертности и низкой рождаемости[177]. Если в 1916 году в Петрограде жило 1 415 700 человек, то к 1920 году — уже 722 229, что есть число жителей сократилось втрое[2]. После окончания гражданской войны с 1921 года снова наметился рост населения, который к 1923 году достиг 1 067 000 человек[4]. После введения НЭПа, население Петрограда начало стремительно расти во многом за счёт возвратившихся[178].
В годы гражданской войны из-за сильного дефицита одежды, люди носили изношенную одежду[179][180]. В годы военного коммунизма большевики открыто призывали к классовой ненависти, грабить и совершать насилие над бывшими привилегированными классами[180], которые стремились не надевать «буржуйскую» одежду, чтобы не выделяться из толпы[105]. Вместе с введением НЭПа и восстановлением городской жизни, петроградцы начали снова одеваться приличнее и следить за внешностью и модой[58].
С 1920-х годов росло благосостояние жителей, если в 1922 году член рабочей семьи употреблял в среднем 18 килограммов мяса, а в семье служащего — 33 килограмма, то в 1925 году соответственно — 55 и 65 килограммов[181]. Вместе с введением НЭПа и стремительным ростом населения, росло и количество безработных, на некоторые рабочие места могли претендовать по 12 человек[178].
До данным переписи за 1926 год среди более 900 000 жителей более 785 000 были русскими, крупнейшим национальным меньшинством были евреи, составляя более 40 000 человек, далее шли поляки (> 17 000), белорусы (> 10 000), эстонцы (< 10 000), украинцы (> 9000), немцы (> 8000), латыши (> 7000), татары (> 5000) итд[182]. В Петрограде также жила китайская диаспора, состоявшая их 10 000 человек, привезённая к 1917 году в качестве низкоквалифицированной рабочей силы для строительства и работы на фабриках[183]. Многие из них в условиях послереволюционного кризиса потеряли работу и формировали этнические банды[183].
В Петрограде после упразднения дореволюционного классового неравенства начала устанавливаться новая классовая иерархия. Формально самой представленной группой были рабочие или пролетариат, которые хоть и жили в тяжёлых условиях, но пропагандой объявлялись самым привилегированным классом. Они получали лучшие пайки, чем «буржуазия»[184]. Прежде всего для них организовывалось общественное питание и огородничество[185].
Вторая группа населения была представлена буржуазией, к которым причисляли не только буржуа, но и бывших дворян, мещан и чиновников старого режима. Они объявлялись враждебным классом[186]. В годы НЭПа за «буржуазное» и «мещанское» поведение не преследовали, наоборот оно выступало для властей идентификатором «чуждых» и «враждебных» слоёв общества[106]. Многие из «буржуа» в годы военного коммунизма стали жертвами красного террора, те, кто избежал такой участи объявлялись самой бесправной группой, они получали наименьший паёк, на них налагались ограничения в предпринимательской деятельности, их счета в банках замораживались, у них насильно изымали ценные предметы, их облагали трудовой повинностью[186]. Многие бывшие дворяне и предприниматели успели покинуть город сразу после революции[186]. Оставшаяся в городе бывшая интеллигенция привыкала жить без прислуги[21]. Некоторые сумели сохранить своё привилегированное положение, заимев связи с новой элитой[186]. В самом бедственном положении оказалась бывшая интеллигенция, деятели культуры, преподаватели, учёные, многие из которые если не сбежали после революции, то умерли от города во время гражданской войны[187]. В тот период советская власть ненавидела интеллигенцию, причисляла к «буржуям» и подвергала красному террору[168]. В рамках трудовой повинности «буржуев» привлекали к грязным и тяжёлым работам, например чистке города или очистке отхожих мест[188].
В городе сформировалась новая элита, состоявшая из партийных работников или комиссаров. Они обладали иммунитетом к преследованию за правонарушения, занимались спекуляцией, взяточничеством, вымогательством[189]. Некоторые госслужащие шли на вопиющие злоупотребления властью, например известен случай почти удачного захвата медицинского учреждения для переустройства его в казармы с целью мести начальнику больницы[115]. Новая элита носила кожаные френчи, как знак принадлежности к привилегированной группе[105], перемещались по городу на автомобилях для личных целей[190] или устраивали гонки на лошадях в годы военного коммунизма в условиях острой нехватки гужевого транспорта[191]. Партийным чиновникам запрещалось веровать, хотя многие из них делали это тайно[191]. Представители военного ведомства имели привычку заселять самые лучшие квартиры, приводить их в негодное состояние и переселяться в другие роскошные квартиры[56].
В эпоху НЭПа в Петрограде появился новый класс — нэпманы, люди, разбогатевшие на торговле или промышленном деле[27]. Нэпманы не были наследниками старой буржуазии и имели самое разнообразное происхождение — многие из них были выходцами из рабочей среды, ремесленниками, а также торговцами — мешочниками, сколотившими состояние ещё в эпоху военного коммунизма[25]. Сами представители дореволюционной буржуазии к тому моменту либо сбежали за границу или были готовы заново начать дело при условии падения советского режима[25]. Многие из нэпманов принадлежали к партийной элите. Коммунистическая партия враждебно относилась к таким людям, называя их перерожденцами — людьми, предавшими свои идеи и свой класс[27]. Партийная элита враждебно относилось к нэпманам, тщательно пропагандировала их враждебный образ, проводила политику социальной сегрегации в отношении нэпманов и усиленно привлекала их по уголовным делам[192].
Немаловажную роль в городском сообществе играли ремесленники, которые оставались одним из старейших сословий с момента основания Петербурга. Они продолжали свою деятельность и в годы военного коммунизма. Их расцвет пришёлся на НЭП. Даже в эпоху НЭПа ремесленники были чрезвычайно бедными и жили на прожиточном минимуме[88]. Отношение к ремесленникам было противоречивое, их могли причислять к враждебному классу, буржуазному пережитку, но и признавать частью пролетариата[88], отношение к ремесленникам было однозначно лучше, чем к торговцам[193]. Отсутствие чёткого классового статуса и льгот, как у рабочих делало эту городскую группу самой социально уязвимой[88]. Они часто не выплачивали налоги и чаще всего становились целью для выселения за неуплату квартплаты[88].
Проводимая антиконсервативная и антирелигиозная советская политика[27] и массовая мужская смертность[27], превратившая многих женщин во вдов[163] нанесла серьёзный удар по сложившемуся институту брака и гендерные роли, повысив самостоятельность женщины и сделав многие явления, не допустимые ещё до революции — возможными, например многие мужчины расписывались по несколько раз, имея официальных и гражданских жён, в городе начало появляться множество матерей — одиночек, которые далеко не всегда были вдовами[27]. Шло сексуальное раскрепощение женщины, в результате освобождения интимной жизни от нравственного диктата церкви[194]. Вместе со сменой власти в прошлое уходили многие моральные запреты, женщинам становилось допустимо заниматься добрачными отношениями[8]. В 1917 году женщинам впервые позволили носить брюки и мужские костюмы[166]. Продвижение пролетарской эстетики позволило выразить себя маскулинным женщинам, которые носили мужские элементы одежды и курили папиросы[107].
С одной стороны молодое поколение допустимо относилось к добрачном сексу, однако такое отношение оставалось ханжеским, таких девушек обвиняли в распущенности и возлагали вину в случае сексуального насилия или внебрачной беременности. Начали распространяться аборты[195]. Несмотря на стремление государственной идеологии уравнять женщин в правах с мужчинами, христианская и дореволюционная мораль играла крайне важную роль в жизни большей части населения, которые воспринимали женщин-работниц, как противоречившее нормам морали явление. Работницы получали худшие зарплаты, становились постоянными жертвами сексуальных домогательств[196]. Общежития представляли для женщин чрезвычайно враждебную среду[197].
Многие женщины-вдовы начинали самостоятельно работать и зарабатывать без помощи, идти в кооперативы[163]. Лишь треть женщин в кооперативах имели мужей[163]. В промкооперациях женщины составляли 58% членов[163], швейная промышленность могла включать исключительно женщин[163], мужчины преобладали в деревообрабатывающих и механических артелях[163].
До Революции Петроград был центром промышленности, но и торговым центром, включённым в международную торговлю. В городе работало множество банков, кредитных сообществ, ломбардов, множество разнообразных торговых заведений и заведений общепита[198]. Революция и гражданская война нарушила эту отлаженную систему, оставшаяся в городе экономика продолжила существовать в условиях ужесточённого государственного контроля, и борьбы с частной торговлей[199]. Советский Петроград начал своё существование в условиях краха российской финансовой системы[52]. Ещё в 1916 году в Российской империи было нарушено продовольственное обеспечение населения в свете упадка сельского хозяйства и разрушения транспортной системы. Деньги обесценивались и наступил товарный голод[25]. После революции большевики начали проводить политику военного коммунизма с целью подчинения государству всей экономики и искоренения частного предпринимательства[200].
Петроград существовал на поставке продовольствия по воде и железным дорогам. Гражданская война и политика военного коммунизма нарушили логистическую цепочку, предприятия перестали получать сырьё в нужных размерах, заводы из-за недофинансирования начали приходить в упадок, в городе начал быстро истощаться паровозный парк и судовой парк, ещё пуще ухудшая ситуацию с логистикой[201]. В то же время в городе начинал процветать чёрный рынок[202]. Политика военного коммунизма обернулась экономической и продовольственной катастрофой, после окончания гражданской войны в Петрограде прокатилась война рабочих забастовок. Кронштадтский мятеж, произошедший в 1921 году, сопровождалаяся очередной волной забастовок петроградских рабочих и продемонстрировал острую необходимость отказа от политики военного коммунизма и перемены экономического курса[25].
На этом фоне была принята новая экономическая политика — целью которой было возрождение частной экономики, но под контролем государства[25]. В Петрограде отныне позволялось вести частную торговлю, люди могли объединяться в кооперации[25]. Начала возрождаться культура потребления[34]. В период НЭПа в Петрограде начал появляться новый разбогатевший класс предпринимателей и торговцев — нэпманы[80], с одной стороны советское руководство их презирало, с другой стороны стремилось установить жёсткий контроль над их частным капиталом в своих хозяйственных учреждениях[80].
В условиях относительно свободной рыночной экономики шло активное накопление частного торгового капитала, превысившего в 7–8 раз капиталы Центросоюза[25]. Для роста торговли и промышленности восстанавливались кредитные учреждения и банки, которые позволяли выработать нормы бюджетного права и создавать систему денежных налогов[25]. Были налажены связи с иностранными банками и переводные операции за границу[25]. Тем не менее иностранцы не охотно инвестировали в Петроградскую промышленность[25]. НЭП однако не сумел излечить крайне расстроенное денежное обращение. Шла быстрая инфляция, отчего многие предприниматели предпочитали вместо денег обмениваться продукцией в том числе поставлять её в банки, заваливая финансовые учреждения дровами, мукой и железом[25]. В 1921 году только 13,8% заработной платы выплачивалось деньгами[203], а остальное — чаще всего продовольственными продуктами — мукой, маслом, сахаром итд[203]. Хотя в 1920-к годы шло активное восстановление денежного обращения, многие работники заводов получали зарплаты с задержками[95]. Дальнейший рост рыночной экономики требовал решить проблему денежной системы, для чего была введена система параллельных валют — совзнаков и червонцев[204]. Совзнаки обесценивались и постепенно заменялись червонцами, курсы червонцев обновлялись государственным банком[204]. После их эмиссии, вводились казначейские билеты[205]. К 1924 году, вместе с решением финансового, топливного и сырьевого кризиса наметились предпосылки к стабилизации денежной системы[205]. Повысилась покупательская способность населения[206].
Уже в 1923 году в условиях возрождавшейся рыночной экономики возник первый кризис, спровоцированный ускоренным ростом цен на товары[207] и ударивший по промышленности и кооперации[208]. Увидев потенциальную политическую угрозу со стороны частных кооперативов и предприятий, государство начало усиливать на них давление[209]. Была развёрнута компания по вытеснению частного дела[209]. К 1924 году государство начало вводить обязательные фиксированные цены на многие товары первой необходимости, нанося вред частной торговле и кооперации[210].
Вместе со сворачиванием политики НЭПа началась политика по сворачиванию кредитования обществ[211]. Сложившаяся рыночная экономика начала разрушаться[212], государство взяло курс на построение централизованной промышленности[211]. На завершающей стадии НЭПа появились предпосылки к большевистской индустриальной реконструкции, в результате крупных денежных эмиссий происходила усиленная инфляция[213].
Практически сразу после октябрьской революции, новая власть начала ограничивать и запрещать частную торговлю. Частная торговля рассматривалась, как атрибут буржуазии, а торговцы причислялись к враждебным нерабочим элементам[214]. Новая власть ставила перед собой цель прежде всего обеспечить продовольствием красную армию[22] и начала вносить разлом в отлаженную логистику и систему снабжения[214], провоцируя массовый голод в Петрограде[22][23]. Город стал центром борьбы с частной торговлей[215].
Под предлогом обвинения в спекуляции[216], власти начали без разбора преследовать торговцев, часто отбирали у них товары[214], отлавливали их, избивали на улицах[217], поощряли их грабежи[214]. Только в 1920 году в рамках очередного рейда властями было разграблено около 6000 магазинов[218]. Тем не менее при любых предпринимаемых попытках борьбы с ними, торговцы оставались на улицах[217] и большая их часть ушла в подполье[23]. Такие радикальные меры в борьбе с торговлей не привели к нужному результату. От неё пострадали самые бедные слои населения, обострился голод, а торговля перенеслась вне рынков[219].
Популярным видом торговли стала закупка у «мешочников» — прибывавших с мешками товаров на поездах из других губерний торговцев, которые продавали товары на станциях и затем снова уезжали, таким образом ведя торговлю с пониженными рисками[220]. Во многом благодаря мешочникам многие горожане не умерли от голода[25]. Мешочничество стало основным способом доставки продукции и пропитания в Петроград из других городов России[25]. Каждые очередные запреты только провоцировали рост цен[221], увеличивали контрабанду и теневую торговлю[221]. Многие частные торговые предприятия национализировались[222], торговцев было запрещено финансировать[223], те заведения, что ещё работали, не имели права закупать товары у частных лиц. Это было сделано с целью пресечения возможности стачки торговцев[224].
Государство было намерено наладить новую, подчинённую новой идеологии систему распределения продукции, но в условиях гражданской войны, отсутствия чёткой организации и политической нестабильности это было трудно воплотить[225]. В рамках этой новой системы население получало продовольствие по карточкам в зависимости от классового происхождения и продукты по фиксированным ценам[226]. В товарообмене могли бы участвовать крестьянские кооперативы, в которых крестьянами предполагалось продавать излишки овощей в обмен на товары[227] по фиксированной государством неденежной товарообменной схеме, но такая схема оказалась нежизнеспособной[227][228]. Фактически роль товарного обмена между городом и селом переняли «мешочники»[229]. Получаемой по карточкам еды было недостаточно для выживания, и рынки оставались главным условием для спасения от голодной смерти[230]. Часто горожане не получали предназначенную еду[231].
Система распределения работала неэффективно из-за массового воровства продукции советскими служащими для перепродажи продуктов на чёрных рынках[230] или вывоза за пределы Петрограда[232]. Даже при том, что власть стремилась закрепить за торговцами образ корыстных спекулянтов, именно советские работники, распределявшие товары стали главными врагами в массовом сознании[230]. Целые вагоны с товарами для распределения оказывались на чёрных рынках, была налажена коррупционная цепочка, в которой были задействованы производители продукции, прод-органы, занимавшиеся распределением товаров и госслужащие с целью денежной наживы на разнице между фиксированными и спекулятивными ценами на чёрном рынке[233][234].
В эпоху НЭПа частная торговля была снова разрешена, что было одним из главных факторов в восстановлении городской жизни и благополучии населения[27]. Каждый гражданин по достижении 16 лет имел право торговать любыми продуктами или предметами на рынках, лавках, базарах, а также мог открывать и обслуживать магазины, кафе, рестораны или арендовать здания, помещения или транспорт[27]. Появилось множество торговцев, в основном вкладывавшихся в продажу табака или продуктов питания[25]. В городе начали появляться акционерные сообщества, товарищества с ограниченной ответственностью и другие формы кооперации[25]. В торговле было задействовано множество женщин[235]. В Петрограде начала появляться реклама, хотя в основном государственная, рекламировавшая государственный предприятия и заводы[27]. Популярностью пользовались стихотворные объявления[27].
Восстанавливались утраченные в эпоху военного коммунизма торговые связи, для чего была восстановлена биржевая торговля, которая охватывала половину торгового оборота[25][236]. Здание новой биржи располагалось в доме на Тучковой набережной Васильевского острова[178]. Это место стало самым оживлённым в Петрограде[205]. Вернулась традиция продажи доверенным покупателям в кредит[237]. Разбогатевшие торговцы могли уже вкладывать деньги в промышленность[25].
К середине 20-х годов потребительская кооперация играла уже главную роль в розничной торговле[237], хотя оптовая торговля почти на 80% оставалась в монополии государства[25]. Крупнейшими центрами потребительской кооперации стали Пассаж и Дом ленинградской торговли[237]. В Кузнечном переулке началось строительство крупного рынка, как нового центра городской торговли и чей вход украшали колоннами и скульптурами, хотя сам рынок был достроен в 1927 году, он не стал новым центром торговли вместе со сворачиванием НЭПа[27].
Налаживалась логистика Петрограда с северо-западным регионами[181], сельские кооперативы поставляли в город основную массу пищевой продукции[181]. Петрогубкомунна и затем Петроградское единое потребительское общество (ПЕПО) выполняла роль главной конторы крупной торговой-заготовительной организации[238], занимавшейся перевозкой товаров и сырья между Петроградом и остальными регионами РСФСР, которая могла осуществлять свою деятельность благодаря отремонтированным паровозам и вагонам[239], тем не менее железные дороги пребывали ещё в плачевном, но пока рабочем состоянии, не хватало товарных вагонов[239]. В 1921 году в Петроград начали прибывать первые зарубежные торговые суда, привозившие преимущественно сахар[240]. Боясь роста контрабанды через Финляндию, руководство стразу установило монополию на внешнюю портовую торговлю[241].
В середине 1920-х годов вместе с раскрытием потенциала НЭПа, заметно выросло количество торговцев и предпринимателей[242], однако они начали испытывать усиленную конкуренцию со стороны кооперативов, это в свою очередь также побуждало раннее независимых торговцев объединяться в частные кооперативы[25]. Уже в 1926 года была запущена политика по вытеснению частных торговцев[243].
После революции Петроградская промышленность продолжила существовать в условиях строгой централизации, предприятия подлежали национализации и прежде всего работали на нужды красной армии и обороны Петрограда[244]. Начала внедряться отраслевая система и формироваться жёсткая иерархия в структуре управления[244]. Вместе с разрушением налаженной торговли, фабрики столкнулись с острым дефицитом сырья[244]. На предприятиях шло массовое воровство материалов и инструментов для их перепродажи на чёрном рынке[185]. Массовое разграбление происходило и в зданиях комиссий их же работниками[245]. Новая власть позволяла бывшим начальникам фабрик править фабриками на правах технических консультантов, однако большая часть из них сбежала[246], не желая наблюдать за крахом своих предприятий[25]. В условиях запрета свободного денежного обращения, крайней централизации товарно-денежных отношений и централизации экономического управления крупная промышленность встала[25]. В условиях военного коммунизма произошло сокращение всей промышленности более, чем на половину[25], она продолжала только деградировать на протяжении всей политики военного коммунизма, а рабочие как правило недополучали пайки, итогом чего стал сильный рост протестных настроений с 1919 года среди рабочих[24]. В 1920 — 1921 годах в городе полностью встало производство[3][108]. Вместе с приходом к руководству советской власти, был принят закон о восьмичасовом рабочем дне, что было достижением для рабочих, многие из которых до революции трудились на фабриках по 12 часов в день и не существовало охраны труда[185]. Также сокращался разрыв в заработной плате квалифицированных и неквалифицированных рабочих[244].
К началу 1920-х годов мелкие предприятия, избежавшие национализации начали производить первые товары. В тот период горожане использовали товары широкого потребления, оставшиеся с дореволюционных времён, но они уже к началу 1920 годы были в основном истрачены[25]. Вновь заработавшие с началом НЭПа заводы столкнулись с острой нехваткой топлива из-за чего производство могло вынужденно останавливаться[247][178]. Срочно закупался уголь за границей[108]. До революции уголь на заводы ввозился в основном из Англии, городу надо было наладить поставку топлива из других регионов[178]. Топливный кризис был преодолён в 1923 году[178]. Было восстановлено производство паровозов, начали производиться турбины и тракторы[248].
В эпоху НЭПа большая часть предприятий была переведена на хозяйственный расчёт[28]. Власти денационализировали промышленные предприятия мелкого и среднего размера, передавая их в аренду частным предпринимателям[25], которые арендовали помещения заводов, например обувную, бумаго-прядильную фабрики, пивоваренные заводы[116] и начали массово производить в основном товары народного спроса. За три года с начала введения НЭПа их производство достигло показателей 1913 года[25]. Опорой для возникновения нового частного предпринимательства становились кооперативы[192]. Многие предприятия лёгкой промышленности оставались государственными и начали испытывать сильную конкуренцию со стороны ремесленников — оперативников[163]. В условиях минимального государственного вмешательства начался и быстрый промышленный рост[25]. Предприятия имели право продавать часть своей продукции по рыночным ценам или как правило платили продукцией рабочим в связи с гиперинфляцией[34].
Недостаток рабочих рук восполнялся за счёт прибывавших в город крестьян[25]. К 1925 году был достигнут довоенный уровень всей городской промышленности[27]. Тем не менее нэпманы не охотно вкладывались капиталы в промышленность из-за повышенных рисков и недостаточного опыта в ведении промышленного дела[25]. Промышленность существовала в отсутствии условий здоровой предсказуемости[25]. Партийные чиновники часто пользовались своим положением, чтобы шантажировать предпринимателей и брать с них взятки через подряды[25].
Кооперативами в социализме назывались разнообразные добровольческие объединения и предприятия[5]. Члены кооперативов назывались пайщиками[249]. Многие кооперативы представляли собой ремесленные артели[5]. Другие кооперативы включали в себя объединения торговцев или людей, оказывавшихся те или иные виды услуг[5]. Созданная ремесленниками или «кустарями» продукция составляла конкуренцию государственной промышленности, отчего ремесленники часто воспринимались как враждебный элемент[250]. Деятельность кооперативов была разрешена и даже поощрялась в эпоху НЭПа[251]. Уже почти сразу после введения данной политики, в Петрограде начался процесс постепенного насыщения товарами, рыночные связи восстанавливались с непосредственным участием ремесленных цехов[252].
В 1920-е годы вместе с ростом городского населения стремительно росла и безработица. Это было связано с тем, что люди не могли найти подходящую работу по специальности, в итоге эти люди начали массово объединяться в кооперативы[236]. Это были ремесленные цехи, профессиональные объединения (например конторы юристов[163]), пекарни[253], предприятия по предоставлению услуг (например парикмахерские) итд[123]. В кооперативы объединялись торговцы, для совместной торговой деятельности и совместной закупки товаров[254].
Вместе с открытием банков, кооперативы могли брать кредиты[253]. К 1924 году в Петрограде работало 550 потребобществ[229] и сотни тысяч пайщиков[254]. В кооперативы часто входили студенты, занимавшиеся торговлей[255]. Стиралась грань между кооперативами и мелкими предприятиями[34]. Многие кооперативы вырастали в полноценные предприятия[192]. Власти по-прежнему враждебно относились к кооперативщикам, причисляя их к нетрудовому элементу и например отвлекая от ремесла трудовыми повинностями[253] или запрещая менять место работы[253].
Начиная с середины 1925 года представители власти взяли курс на выдавливание из Петрограда частного капитала, они выступали за укрупнение и централизацию имевшихся кооперативов, чтобы установить над ними контроль[256] и разорвать связь кооперации с частной торговлей[257]. Начала проводиться насильственная политика укрупнений и объединений, которая вредила кооперациям[258], так как проводилась в спешке[259], хаотично, по случайному принципу[258]. Другая часть кооперации подлежала ликвидации[260]. Многие ответственные посты в кооперативах начали отдаваться членам РКП[260]. Образованные в рамках укрупнений и поставленные под контроль кооперативы работали не эффективно и в убыток. Этот опыт укрупнений начал вскоре применяться в Москве[258]. На фоне сворачивания НЭПа, оставшиеся свободные кооперативы ударились в торгово-коммерческую деятельность[261]. В городе начали действовать огромные кооперативы с десятками тысяч членов, некоторые из которых начали представлять огосударствленые хозяйственные структуры[262]. На фоне начала сворачивания НЭПа, от кооперативов требовали снижать цены на продукты, что провоцировало убытки и инфляцию[263]. Кооперативы начали душить раздутые управленческие аппараты[263], внутри кооперативов из-за излишнего количества членов разрушалось единство, развивалось халатность[264]. В 1928 году шло разрушение сложившейся кооперативной традиции[264], шёл процесс её фактического огосударствления[265].
Почти с самого основания Петербурга в нём существовали ремесленники, как особое городское сословие. Ремесленные цехи играли крайне важную роль в городском промышленном секторе. До революции именно они в основном обеспечивали городское население бытовыми товарами — одеждой, обувью, мебелью итд[5]. Даже в первые годы советского режима ремесленники изготавливали тысячи сковород, санок, тележек, ящиков и помогали ремонтировать корабли Балтийского флота[5]. Ремесленники были важной частью частной торговли, которую советы хотели искоренить и заменить государственным распределением и промышленным производством[26]. Волна преследования ремесленников началась в 1920 году, когда их начали массово отлавливать, арестовывать или запирать в собственных цехах[266]. Это спровоцировало ещё больший товарный дефицит[26].
Вместе с введением политики НЭПа, ремесленники перестали преследоваться. Ремесленные артели отныне входили в категорию кооперативов и становились «промкооперативами»[5]. У ремесленных артелей было модно использовать «красный» в названии, например «Красный сапожник»[206]. Расцвет артелей пришёлся на 1924 год вместе с ростом спроса на товары[206]. Обилие товаров, производимых кооперативами, значительно улучшило ситуацию с товарным дефицитом, хоть и не решило полностью эту проблему[235]. На пике своей деятельности кооперативы производили более 10% всех продаваемых в Петрограде — Ленинграде товаров[267].
Ремесленники облагались слишком высокими налогами, которые могли достигать до половины от доходов[253] и это сильно тормозило ремесленную экономику в Петрограде[268], заставляло многие кооперативы закрываться[253]. Многие ремесленники скрывали свою деятельность, чтобы их не облагали налогами[269]. В Петрограде действовали несколько тысяч «кустарей-одиночек»[270], которые формировали собственные профсоюзы[271], чтобы главным образом отстаивать свои интересы в нечестных сделках с торговцами, которые пользуясь неграмотностью многих ремесленников, сбывали их товары по крайне невыгодным для ремесленников ценам[206]. Когда перекупщики предлагали слишком невыгодные цены, ремесленные профсоюзы могли устраивать стачки[271]. Несмотря на эти трудности, в 1921 — 1924 годах было открыто примерно 800 артелей, ремесленники в кооперативах и одиночки составляли серьёзную конкуренцию государственной промышленности и провоцировали закрытие фабрик[163]. Особый рост артелей и ремесленных товаров пришёлся на 1924 и 1925 года, когда количество магазинов производсоюза увеличилось с одного до двенадцати[206].
Ещё до октябрьской революции горожане жили в условиях продовольственного дефицита и получали еду по карточкам[272]. В годы гражданской войны из-за хронического недостатка продовольствия в Петрограде работала карточная система. Нормы выдачи по карточкам несколько раз сокращались[63]. Большевики ввели так называемый «классовый паёк», распределяя еду неравномерно в зависимости от сословного происхождения, самый малый паёк получали интеллигенция и бывшие высшие сословия[273].
Голод провоцировался не только гражданской войной, но и нарушенной логистикой, с которой новая советская власть не могла совладать, многие продукты питания гнили в неразгруженных вагонах[274]. Также при распределении продуктов питания приоритет ставился для солдат на фронте[275]. Летом 1918 года работник получал в среднем 740 калорий продовольствия — 27% от нормы[274]. Население столкнулось с массовым голодом. Люди создавали блюда по необычным рецептам — лепёшки из жёсткой маисовой муки, кофейной гущи, кисель из овса итд[276]. Получаемой по карточкам еды было недостаточно для выживания и поэтому продовольствие закупалось на чёрном рынке, у мешочников[273]. Очевидцы описывали, как люди прямо на улице разделывали на мясо умерших от голода или изнеможения лошадей[277].
При этом в городе имелись рынки, где в изобилии продавались овощи, мясо, рыба, мыло и другие дефицитные товары, но цены на таких рынка были непомерно высокие[276]. Для борьбы с голодом в Петрограде массово открывалось общественные столовые, которых к началу 1920-х годов насчитывалось около 700 и где питалось более 830 тысяч горожан. Хотя столовые спасали жителей от голода, качество питания было крайне низким[276]. Для борьбы с голодом была организована огородная комиссия, на городских окраинах устраивали огороды, которые коллективно или индивидуально обрабатывали. К весне 1918 года было роздано более 2000 участков для огородов, выращенные продукты сдавались в комиссариат по согласованным ценам[179].
В условиях развала старых институтов здравоохранения, голода, прекращения работы водопровода и очистки города, санитарное состояние города сильно ухудшилось. Зимой грязь на лестницах накапливалась и примерзала, загрязнены были центральные городские улицы, и их очистка в связи с недостатком финансирования почти не велась[1]. В Петрограде вместе с нерабочим водопроводом перестали работать общественные бани и прачечные — единственная возможность помыться и постирать одежду для многих горожан[278]. В антисанитарных условиях население массово болело разными формами тифа[1], а затем холеры, из-за использования грязной воды из рек[279]. В городе после революции сократилось количество врачей, многие из которых отказывались работать при новой власти[278]. Работа в сфере здравоохранения начала упорядочиваться с 1918 года[280]. Начали открываться муниципальные атпеки[279]. В течение следующих двух лет шла национализация городских больниц[279]. В условиях гражданской войны ощущалась острая нехватка медикаментов[86]. Тем не менее в связи угрозой эпидемии холеры были проведены массовые профилактические мероприятия[281].
Сильнее всего город оказался загрязнён к 1921 году и у города не хватало транспортных средств и рабочих, чтобы вывезти мусор и нечистоты[282]. Рассадниками болезней были торговые точки, где царила антисанитария и отсутствовал контроль над продаваемыми продуктами[277].
Февральская и затем октябрьская революции спровоцировали развал имевшейся правоохранительной системы, множество людей получили в руки оружие и в рамках амнистии было выпущено множество уголовников[283]. Преступность провоцировали и многочисленные дезертировавшие солдаты[284]. После октябрьский революции участники восстания громили полицейские участки и вели охоту на бывших полицейских[283]. Созданная милиция была не эффективной[285]. Сами участники революционных восстаний были часто уголовниками и поэтому преступники воспринимались, как «социально близкий» класс в борьбе с буржуазией[286], новая власть косвенно поощряла преступность против бывших нерабочих классов[245] и многие бандиты оправдывали свою деятельность борьбой с враждебными классами[287]. В Петрограде возникали целые районы, населённые преступниками[284].
Новая советская власть хоть и предпринимала попытки борьбы с преступниками, но в условиях гражданской войны и неопытности не сумела достичь нужных целей[288]. В Петрограде начали формироваться бандитские шайки, некоторые их которых прибегали к оригинальным способам запугивания населения, например попрыгунчики, которые облачались в костюмы привидений[289]. Самым знаменитым уголовником и серийным убийцей был Лёнька Пантелеев, чей труп после обезвреживания выставили на всеобщее обозрение, чтобы успокоить напуганное население[290].
Начиная с 1921 года вместе с введением новой экономической политики началась новая волна бандитизма, уже направленная на предпринимательскую деятельность. Грабители и бандитские шайки охотились на нэпманов, вымогали у них деньги за предоставление «крыши». Вместе с усилением эффективности работы милиции шло и оживление криминального мира в свете денежных поступлений. Реальное снижение преступности наметилось к середине 1920-х годов[291]. В городе начало процветать фальшивомонетничество[292].
Для города серьёзной проблемой оставалась детская беспризорность, так как многие дети потеряли родителей в годы первой мировой и гражданской воин. Множество беспризорных можно было увидеть гулящих по улицам города, они занимались воровством, формировали банды. Власти устраивали постоянные облавы на беспризорных, устраивая их в детские дома, часто в тюрьмы. На Старо-Петергофском проспекте был открыт детский дом для трудновоспитуемых — ШКИД[171]. Особенно много беспризорников обитало у Лиговского проспекта, где ещё до революции располагался приют для сирот, позже перепрофилированный в государственное общежитие пролетариата (ГОП). Местные жители Лиговки начали называть малолетних преступников «гопниками» и позже это слово вошло в русский лексикон для обозначения околокриминальной субкультуры[293]. Многие малолетние хулиганы не были сиротами, но были выходцами из бедных рабочих семей[294].
Введённый с 1914 года сухой закон продолжал действовать и после установления советской власти[295]. В городе после октябрьской революции и до 1918 года шли массовые погромы винных запасов в дворцовых и фабричных складах, винных складов[296]. Добравшись до складов, солдаты и уголовники устраивали массовые пьянки и шли громить аптеки в поисках спирта[297]. В итоге у аптек утраивались караулы[297]. В них советское руководство обвиняло «подстрекавшие к противозаконной деятельности буржуазные элементы»[296]. После подавления «пьяных» погромов, милиция начала вести борьбу с частными ресторанами, чайными и кафе, где по донесениям часто продавали алкоголь[295]. Часто в таких заведениях скапливалась пьяная публика[295]. Всё более распространённым явлением становилось варение самогона[295]. Чаще всего спиртные напитки изготавливали и хранили на Пороховской улице[298]. Борьба с пьянством была неэффективной, и часто сами сотрудники милиции злоупотребляли алкоголем[298]. В годы военного коммунизма на фоне дефицита алкоголя росло употребление наркотических веществ — кокаина и морфия, которыми в Петрограде торговали почти открыто[299].
После закрытия многих частных аптек многие наркотические вещества были выброшены на рынок. Наркотиками торговали на уличных рынках, их можно было получить в притонах и увеселительных заведениях[300]. Некоторые заведения общепита стали главными кокаиновыми очагами в Петрограде и в народе назывались «чумными чайными»[301]. Кокаиномания захлестнула самые разные слои общества, в том числе молодёжь и представителей власти. Предпринимаемые жёсткие меры по борьбе с наркотрафиком с 1919 года не возымели нужного эффекта[301]. Вторым самым распространённым веществом был морфий, который широко применялся, как эффективное обезболивающее средство[301].
В годы НЭПа, после отмены сухого закона открылось множество пивных и «живопырок», где рабочие массово пьянствовали[302]. Всплески пьянства происходили по праздникам и в дни заработной платы[303]. Пьянство составляло серьёзную общественную проблему, понижало работоспособность на фабриках, пьяницы могли нарушать организацию в производстве, не оставляя ничего жёнам и детям[304]. Власти применяли разные способы борьбы с пьянством, вывешивали «позорные доски» со списками пойманных в нетрезвом виде работников[305] или могли организовывать напротив пивных митинги с участием детей[302]. Пьянством страдали чиновники на фоне чувства безнаказанности[306]. Пьянство среди женщин было редкостью, но возникло, как новое явление на фоне женской эмансипации[307]. Серьёзной проблемой оставалось массовое употребление опиума, гашиша, кокаина или морфия[308]. Кокаин был лёгким в употреблении и был распространён среди безработных и беспризорных детей[309], морфием злоупотребляли ветераны воины и бывшие пациенты больниц[310].
В сносках к статье найдены неработоспособные вики-ссылки. |
История Петрограда в ранний советский период.