Климе́нт Арка́дьевич Тимиря́зев (22 мая (3 июня) 1843, Петербург — 28 апреля 1920, Москва) — русский естествоиспытатель, физиолог, физик, приборостроитель, историк науки, писатель, переводчик, публицист, профессор Московского университета, основоположник русской и британской научных школ физиологов растений. Член-корреспондент РАН (1917; член-корреспондент Петербургской АН с 1890). Член Королевского общества (британский аналог Академии наук в других странах) c 1911. Почётный доктор Кембриджа, университетов Женевы и Глазго. Член-корреспондент Эдинбургского и Манчестерского ботанических обществ. Член Вольного экономического общества. Член Московского физического общества (им. П. Н. Лебедева). Был организатором съездов русских естествоиспытателей и врачей, председателем IX cъезда, председателем ботанического отделения Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Член Русского физико-химического общества, Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей, Московского общества испытателей природы, Русского фотографического общества. Депутат Моссовета (1920).

Биография

Климент(ий) Аркадьевич Тимирязев родился в Петербурге в 1843 году в семье начальника таможенного округа Петербурга, участника походов 1812—1814 гг., впоследствии действительного статского советника и сенатора Аркадия Семёновича Тимирязева, известного вольнодумством и честностью, и поэтому несмотря на блестящую карьеру в таможенной службе очень бедного, в связи с чем с 15 лет Климент сам зарабатывал на жизнь. «Я — русский, — писал Климент Аркадьевич Тимирязев, — хотя к моей русской крови примешана значительная доля английской». Первоначальное образование получил дома. Благодаря матери-этнической англичанке Аделаиде Климентьевне — одинаково хорошо знал язык и культуру русских и англичан, часто посещал родину предков, лично встречался с Дарвином, вместе с ним содействовал организации в Соединённом Королевстве ранеее отсутствовавшей там физиологии растений, гордился тем, что благодаря их сотрудничеству последняя работа Дарвина была посвящена хлорофиллу. Огромное влияние на К. А. Тимирязева оказали его родные братья, особенно Д. А. Тимирязев, специалист в области сельско-хозяйственной и заводской статистики и химик, занимавшийся, в том числе, хлорофиллом, тайный советник. Брат Тимирязев Василий Аркадьевич (ок. 1840—1912) — известный литератор, журналист и театральный рецензент, переводчик, сотрудничал в «Отечественных записках» и «Историческом вестнике»; во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. — военный корреспондент, в том числе, в Боснии и Герцеговине. Брат Николай Аркадьевич (1835—1906) — крупнейший военный деятель царской России, поступив в элитный Кавалергардский полк юнкером, дослужился до его командира, в войну 1877—1878 гг. участвовал в делах и сражениях под Горным Дубняком, Телишем, г. Врацем, Лютиковом, Филиппополем (Пловдивом) и награжден золотым оружием и орденом св. Владимира 3-й ст. с мечами, в марте 1878 г. назначен командиром Казанского драгунского полка и участвовал в делах у Пепсолана и Кадыкиоя. Впоследствии вышел в отставку генералом-от-кавалерии, известен благотворительностью, почётный опекун. Племянник К. А. Тимирязева, сын его единокровного брата Ивана от первой жены отца — В. И. Тимирязев. В 1860 году К. А. Тимирязев поступил в Петербургский университет на впоследствии ликвидированный по Уставу 1863 года камеральный факультет, потом перешёл на физико-математический, курс которого окончил в 1866 году со степенью кандидата и был удостоен золотой медали за сочинение «О печёночных мхах» (не напечатано). В 1861 году за участие в студенческих волнениях и отказ от сотрудничества с полицией он был исключен из университета. Ему было позволено продолжать обучение в университете только вольнослушателем через год. В 1867 году заведовал по поручению Д. И. Менделеева опытной агрохимической станцией в Симбирской губернии, в это время задолго до В. И. Ленина и Г. В. Плеханова ознакомился с «Капиталом» Маркса в оригинале. Считал, что, в отличие от марксистов, он был единомышленником самого Карла Маркса. В 1868 году появился в печати его первый научный труд «Прибор для исследования разложения углекислоты», и в том же году Тимирязев был отправлен за границу для подготовления к профессуре. Он работал у В. Гофмейстера, Р. Бунзена, Г. Кирхгофа, М. Бертло и слушал лекции Г. Гельмгольца, Ж. Буссенго, К. Бернара и др. Вернувшись в Россию, Тимирязев защитил магистерскую диссертацию («Спектральный анализ хлорофилла», 1871) и был назначен профессором Петровской сельскохозяйственной и лесной академии в Москве. Здесь он читал лекции по всем отделам ботаники, пока не был оставлен за штатом ввиду закрытия академии (в 1892 году). В 1875 году Тимирязев получил степень доктора ботаники за сочинение «Об усвоении света растением». Харьковский профессор В. П. Бузескул, и это мог бы сказать о себе К. А. Тимирязев, писал: Тяжело положение русского профессора: чувствуешь себя лишним человеком. Удары грозят и слева и справа, и сверху и снизу. Для крайних левых — университеты лишь орудие для достижения их целей, и мы, профессора, — ненужный хлам, а сверху на нас смотрят как на неизбежное зло, лишь терпимое стыда ради перед Европой. — ОР РГБ. Ф. 70. К. 28. Д. 26 «У Тимирязева, — вспоминает его ученик писатель В. Г. Короленко, изобразивший Тимирязева как профессора Изборского в своей повести „С двух сторон“ — были особенные симпатические нити, соединявшие его со студентами, хотя очень часто разговоры его вне лекции переходили в споры по предметам вне специальности. Мы чувствовали, что вопросы, занимавшие нас, интересуют и его. Кроме того, в его нервной речи слышалась истинная, горячая вера. Она относилась к науке и культуре. которую он отстаивал от охватившей нас волны „опростительства“, и в этой вере было много возвышенной искренности. Молодёжь это ценила». В 1877 году был приглашён в Московский университет на кафедру анатомии и физиологии растений. Был сооснователем и преподавателем женских «коллективных курсов» (курсов профессора В.И. Герье, Московских высших женских курсов, положивших начало высшему женскому образованию России и стоявших у истоков Дарвиновского музея, Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова, Московского государственного университета тонких химических технологий имени М. В. Ломоносова, Московского государственного педагогического университета. Кроме того, Тимирязев был председателем ботанического отделения Общества любителей естествознания, этнографии и антропологии при Московском университете.

Хотя он был наполовину парализован после болезни и не имел иных источников дохода, но в 1911 году покинул университет вместе с около 130 преподавателями, протестуя против притеснений студенчества и реакционной политики министра просвещения Кассо. По случаю 70-летнего юбилея Тимирязева 22 мая 1913 года И. П. Павлов так охарактеризовал своего коллегу: «Климент Аркадьевич сам, как и горячо любимые им растения, всю жизнь стремился к свету, запасая в себе сокровища ума и высшей правды, и сам был источником света для многих поколений, стремившихся к свету и знанию и искавших тепла и правды в суровых условиях жизни». Как и Дарвин, Тимирязев искренне стремился к сближению науки и, как ему тогда представлялось, основанной на разуме и освобождении либеральной политики России (особенно племянника) и Великобритании, поскольку считал и консерваторов, и Бисмарка и следовавших его курсу германских милитаристов врагами интересов и простого народа Англии, и славян, за которых сражались его братья, приветствовал русско-турецкую войну за освобождение славян и вначале Антанту и выступление России в защиту Сербии. Но, уже в 1914 разочаровавшись в мировой бойне, в 1915 принял приглашение А. М. Горького возглавить отдел науки в антивоенном журнале «Летопись», во многом именно благодаря Тимирязеву сплотившем и его коллег-физиологов нобелевских лауреатов И. И. Мечникова, И. П. Павлова, и деятелей культуры внука "дорогого и любимого учителя" К. А. Тимирязева А. Н. Бекетова А. А. Блока, И. А. Бунина, В. Я. Брюсова, В. В. Маяковского, С. Есенина, Л. Рейснер, И. Бабеля, Яниса Райниса, Джека Лондона, Герберта Уэллса, Анатоля Франса и социалистов-интернационалистов разных партий и направлений. В. И. Ленин, рассматривая "Летопись" как блок "махистов" (позитивиста Тимирязева) с Организационным комитетом Августовского блока 1912 года, в письме к А. Г. Шляпникову мечтал добиться союза с Тимирязевым против Августовского блока, но, сам не веря в это, просил хотя бы поместить в этот популярный журнал свои статьи. Всё же формально сотрудницей Тимирязева стала только Н. К. Крупская. ЦК партии эсеров с сентября 1917 выдвигал кандидатуру К. А. Тимирязева на пост министра просвещения Однородного социалистического правительства. Но наблюдая раскулачивание «немцев» (успешно конкурировавших с помещиками крестьян-товаропроизводителей, особенно фронтовиков), закономерные продовольственный кризис и продразвёрстку, отказ Временного правительства вернуть крестьянам всю незаконно захваченную помещиками землю, а земле и растениям — крестьян из окопов, К. А. Тимирязев с энтузиазмом поддержал Апрельские тезисы Ленина и Октябрьскую революцию, которая вернула его и других ушедших в 1911 профессоров в Московский университет. В 1920 году один из первых экземпляров своей книги «Наука и демократия» отправил В. И. Ленину. В посвятительной надписи учёный отметил счастье «быть его [Ленина] современником и свидетелем его славной деятельности». «Только наука и демократия, — свидетельствует Тимирязев, рассматривавший Советскую власть, подобно многим „сменовеховцам“ и английским либералам, как форму перехода к либеральной демократии — по самому существу своему враждебны войне, ибо как наука, так и труд одинаково нуждаются в спокойной обстановке. Наука, опирающаяся на демократию, и сильная наукой демократия — вот то, что принесёт с собой мир народам». Участвовал в работе Народного комиссариата просвещения.

Научная работа

Научные труды Тимирязева, отличающиеся единством плана, строгой последовательностью, точностью методов и изяществом экспериментальной техники, посвящены засухоустойчивости растений, вопросам питания растений, в особенности, разложению атмосферной углекислоты зелёными растениями под влиянием солнечной энергии, и немало способствовали уяснению этой важнейшей и интереснейшей главы растительной физиологии. Изучение состава и оптических свойств зелёного пигмента растений (хлорофилла), его возникновения, физических и химических условий разложения углекислоты, определение составных частей солнечного луча, принимающих участие в этом явлении, выяснение судьбы этих лучей в растении и, наконец, изучение количественного отношения между поглощённой энергией и произведённой работой — таковы задачи, намеченные ещё в первых работах Тимирязева и в значительной степени разрешённые в его последующих трудах. Спектры поглощения хлорофилла были изучены К. А. Тимирязевым, он же, развивая положения Майера о роли хлорофилла в преобразовании энергии лучей солнца в энергию химических связей органических веществ, показал, как именно это происходит: красная часть спектра создаёт вместо слабых связей С-О и О-Н высокоэнергетические С-С (до этого считалось что в фотосинтезе используются жёлтые лучи, на самом, деле, как показал Тимирязев, не поглощаемые пигментами листа). Сделано это было благодаря созданному К. А. Тимирязевым методу учёта фотосинтеза по поглощённому CO2, в ходе экспериментов по освещению растения светом разных длин волн (разного цвета) оказалось что интенсивность фотосинтеза совпадает со спектром поглощения хлорофилла. По мнению академика В. Л. Комарова, научный подвиг Тимирязева состоит в синтезе историко-биологического метода Дарвина с экспериментальными и теоретическими открытиями физики XIX века, и, в особенности, с законом сохранения энергии. Его труды стали теоретической базой развития земледелия, особенно засухоустойчивого, и «зелёной революции». К этому следует прибавить, что Тимирязев первый ввёл в России опыты с культурой растений в искусственных почвах. Первая теплица для этой цели была устроена им в Петровской академии ещё в начале 1870-х годов, то есть вскоре после появления этого рода приспособлений в Германии. Позже такая же теплица была устроена Тимирязевым на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. В одной из глав своей книги "Земледелие и физиология растений" Тимирязев описал строение и жизнь льна и показал, как применить эти знания в агрономии. Таким образом, эта работа К. А. Тимирязева была первым изложением частной экологии растений. Помимо изучения магниевого фермента хлорофилла - структурного аналога железосодержащего гемоглобина, - Тимирязев впервые в мире установил эссенциальность (необходимость для жизни) цинка и возможность снижения потребности растений в железе при их подкормке цинком, что объяснило переход цветковых растений к охоте на животных (плотоядности) на почвах, бедных железом ^[1]. Выдающиеся научные заслуги Тимирязева доставили ему звание члена-корреспондента Академии наук, почётного члена Харьковского и Санкт-Петербургского университетов, Вольного экономического общества и многих других учёных обществ и учреждений.

Отрицание антидарвинизма, в том числе, многих сторонников генетики Менделя и Вейсмана

Признавая «громадное значение» результатов самого Г. Менделя и "менделизма", активно используя "менделизм", он отрицал противоположное менделизму "мендельянство" - перенос законов наследования некоторых простых признаков гороха на наследование тех признаков, которые согласно трудам и Менделя, и менделистов этим законам не подчиняются и подчиняться не могут, в статье «Мендель» для словаря «Гранат» Тимирязев писал о клерикальной и националистической деятельности современных ему антидарвинистов — сторонников этого мендельянства, искажающего учение менделизма и законы Г. Менделя:

Рецепт исследования был крайне прост: сделай перекрестное опыление (что умеет всякий садовник), потом подсчитай во втором поколении, сколько уродилось в одного родителя, сколько в другого, и если, примерно, как 3:1, работа готова; а затем прославляй гениальность Менделя и, непременно попутно задев Дарвина, берись за другую. В Германии антидарвинистическое движение развилось не на одной клерикальной почве. Еще более прочную опору доставила вспышка узкого национализма, ненависти ко всему английскому и превознесение немецкого. Это различие в точках отправления выразилось даже и в отношении к самой личности Менделя. Между тем как клерикал Бэтсон особенно заботится о том, чтобы очистить Менделя от всяких подозрений в еврейском происхождении (отношение, еще недавно немыслимое в образованном англичанине), для немецкого биографа он был особенно дорог, как «Ein Deutscher von echtem Schrot und Korn» («Настоящий, подлинный немец». Ред.). Будущий историк науки, вероятно, с сожалением увидит это вторжение клерикального и националистического элемента в самую светлую область человеческой деятельности, имеющую своей целью только раскрытие истины и ее защиту от всяких недостойных наносов.

— Тимирязев К. А. «Мендель» // Сочинения, т. VI, Сельхозгиз, 1939. «Гранат», том 28, стр. 443—455

В 1930—1950-е гг. эти вырванные из контекста цитаты из трудов Тимирязева воспроизводил в своих выступлениях Т. Д. Лысенко. В частности, в докладе 3 июня 1943 г. «К. А. Тимирязев и задачи нашей агробиологии» на торжественном заседании Академии наук СССР, посвящённом 100-летию со дня рождения К. А. Тимирязева в московском Доме учёных, Лысенко цитировал эти утверждения Тимирязева, называя менделистскую генетику «ложной наукой». ^[2] Бессмысленность мендельянства и аргументов германских националистов против представлявшейся им англосаксонской и славянской теории эволюции Тимирязев видел и в том, что сам Грегор Мендель стоял на плечах титанов: родственников Тимирязева британских селекционеров Гарднеров и Дарвиных, и, в отличие от мендельянцев, признавал это и добросовестно ссылался на своих "нечистокровных" предшественников. Тимирязев подчёркивает лженаучный характер мендельянства и отсутствие реальной связи с менделизмом тем, что разочарованные такой, по их мнению, беспринципностью Менделя в проблемах расы мендельянцы часто отрекались от него и называли своим лидером Менделеева. В 1950 г. в статье «Биология» БСЭ писала: «Вейсман совершенно безосновательно назвал своё направление „неодарвинизмом“, против чего решительно выступил К. А. Тимирязев, показавший, что учение Вейсмана всецело обращено против дарвинизма». ^[3]. Вейсман, называя себя дарвинистом и отрицая то, что соматические клетки, их ядра и цитоплазма содержат полный набор наследственной информации всего организма, представлял таким образом дарвинистов сторонниками самозарождения жизни и противниками клеточной теории, а отрубанием хвостов десятков тысяч крыс для обоснования ошибочности теории Ламарка отсутствием куцых крыс в потомстве компрометировал экспериментальную биологию и выставлял на посмешище не только себя, но и всех дарвинистов и чудаков-профессоров в целом, что очень огорчало Тимирязева. Сам первый создатель теории эволюции Уоллес точно так же характеризовал бессмысленность опытов Вейсмана: «Что касается уродств, то обыкновенно принимается, что они не передаются наследственно, и этому существует множество подтверждений. Во время моды на лошадей с энглизированнымн хвостами, все-таки не рождалось лошадей с короткими хвостами; китаянки не родятся с изуродованными ногами; не передаются наследственно и многочисленные формы уродований разных человеческих племен, хотя некоторые из них практикуются на сотнях поколений» (Уоллес А. Р., 1898, с. 672).^[4]. К. А. Тимирязев не отрицал рациональность некоторых идей Ж.-Б. Ламарка: в частности, он подчёркивал, что Дарвин, полностью отрицая главный принцип Ламарка об участии психических и волевых актов в приспособлении к среде, всегда признавал зависимость форм жизни от среды. Тимирязев присоединился к положению английского философа и социолога Г. Спенсера (1820—1903), который утверждал: «или существует наследственность приобретенных признаков, или не существует эволюции». Наследственность приобретённых признаков действительно наиболее ярко проявляется при размножении растений черенками, о чём Вейсман как зоолог не подумал, в ряде случаев при бесполом размножении животных, иногда в результате неотении при половом размножении, даже в норме у млекопитающих наследуются многие особенности химического состава организма матери, её системы иммунитета. Различие между Тимирязевым и Дарвиным, с одной стороны, и креационистами и ламаркистами, включая "советский творческий дарвинизм", с другой, заключается в дарвинистской теории эволюции путём естественного отбора, признающей статистическую! возможность! наследования некоторых! приобретённых признаков и новой наследственной информации, причём, хотя подлинными дарвинистами и категорически отрицается предложенная Вейсманом концепция борьбы за существование между генами в одном организме, механизмы передачи наследственной информации тоже могут эволюционировать. Поэтому о высказывании селекционера Вильморена Тимирязев писал: «говорят о наследственности приобретённых свойств, но сама наследственность — не является ли она приобретённым свойством?»^[5]. В полемическом запале Тимирязев даже рассорился с Академией наук, обрушившись с резкой критикой за уступки антидарвинистам на одного из своих учителей - академика Фаминцына, который, возражая против чреватого опасностью для жизни больных и ущербом сельскому и лесному хозяйству чтения сочинений антидарвинистов (включая ламаркистов и нео и постнео - "дарвинистов") широкой общественностью, считал, что их всё же можно издавать небольшими тиражами для специалистов, так как специалисты смогут отделить рациональное зерно этих сочинений от заблуждений антидарвинистов, а ответы на возражения антидарвинистов помогут продвигать науку вперёд. К. А. Тимирязев так никогда и не простил Достоевскому то, что Сонечка Мармеладова читала труды дарвиниста Лайеля, а Раскольников обосновывал убийство старухи-процентщицы борьбой за существование. Сам термин "борьба за существование" Тимирязев называл "несчастной метафорой" и указывал на наличие в природе не только борьбы, но и взаимопомощи, особенно ярко проявляющейся в так называемом симбиозе, т. е. сожительстве организмов разных видов - блестящие открытия в исследовании симбиоза осуществил как раз один из его учителей академик Фаминцын. Именно поэтому "борьба за существование" между генами согласно концепции Августа Вейсманна особенно удручала Тимирязева, поскольку, как справедливо указывали антидарвинисты, изложение дарвинизма Вейсманом выставляет дарвинистов противниками клеточной теории и сторонниками витализма и cоциал-дарвинизма. В процессе формирования научного мировоззрения Тимирязев отводил биологии центральное место. Биология, подчеркивал он, стоит на стыке неорганического мира и мира человеческого, и поэтому ее развитие "послужило для более полного философского объединения всего обширного реального содержания человеческих знаний, доказав универсальность того научного приема раскрытия истины, который, отправляясь от наблюдения и опыта и проверяя себя наблюдением и опытом, оказался способным к разрешению самых сложных проблем, перед которыми беспомощно остановилась поэтическая интуиция теолога и самая тонкая диалектика метафизика".

Популяризация естествознания

Среди образованного русского общества Тимирязев пользовался широкой известностью как популяризатор естествознания. Его популярно-научные лекции и статьи, вошедшие в сборники «Публичные лекции и речи» (М., 1888), «Некоторые основные задачи современного естествознания» (М., 1895) «Земледелие и физиология растений» (М., 1893), «Чарлз Дарвин и его учение» (4 изд., М., 1898) являются счастливым соединением строгой научности, ясности изложения, блестящего стиля. Его «Жизнь растения» (9-е прижизненное изд., Москва, 1919; переведённое на все основные иностранные языки), представляет собой образец общедоступного курса физиологии растений. В своих популярно-научных произведениях Тимирязев является горячим защитником и популяризатором дарвинизма и стойким и последовательным сторонником рационалистического (как тогда говорили, "механистического", "картезианского") воззрения на природу физиологических явлений. Он противопоставлял разум оккультизму, мистицизму, спиритизму, инстинкту. На его рабочем столе всегда лежали шесть томов Конта, он называл себя сторонником положительной философии - позитивизма, и дарвинизм, и политическую экономию Маркса он считал исправлением ошибок и развитием биологии Конта и политэкономии Сен-Симона и Конта соответственно, руководствовался девизом Ньютона - "Физика, остерегайся метафизики".

Публикации

Список 27 научных работ Тимирязева, появившихся до 1884 года, помещён в приложении к его речи «L’etat actuel de nos connaissances sur la fonction chlorophyllienne» («Bulletin du Congrès internation. de Botanique à St.-Peterbourg», 1884). После 1884 года появились:

• «L’effet chimique et l’effet physiologique de la lumière sur la chlorophylle» («Comptes Rendus», 1885)
• «Chemische und physiologische Wirkung des Lichtes auf das Chlorophyll» («Chemisch. Centralblatt», 1885, № 17)
• «La protophylline dans les plantes étiolées» («Compt. Rendus», 1889)
• «Enregistrement photographique de la fonction chlorophyllienne par la plante vivante» («Compt. Rendus», CX, 1890)
• «Фотохимическое действие крайних лучей видимого спектра» («Труды Отделения физич. наук Общества любителей естествознания», т. V, 1893)
• «La protophylline naturelle et la protophylline artificielle» («Comptes R.», 1895)
• «Наука и демократия». Сборник статей 1904—1919 г. Ленинград: «Прибой», 1926. 432 с.

и другие работы. Кроме того, Тимирязеву принадлежит исследование газового обмена в корневых желвачках бобовых растений («Труды СПб. общ. естествоисп.», т. XXIII). Под редакцией Тимирязева вышли в русском переводе «Собрание сочинений» Чарльза Дарвина и другие книги.

Адреса

В Санкт-Петербурге

• 22 мая 1843 года — 1854 год — Галерная улица, 16;
• 1854 год — дом А. Ф. Юнкера — Большой проспект Васильевского острова, 8;
• 1867 год — октябрь 1868 года — Сергиевская улица, 5;
• осень 1870 года — Каменноостровский проспект, 8.

В Москве

• 1880-е — Малая Молчановка, 9^[6]

Память

В честь Тимирязева названы:

• Тимирязевский район Москвы
• посёлок Тимирязев Липецкой области, многие сёла России и Украины
• Лунный кратер
• Теплоход «Академик Тимирязев»
• Московская сельскохозяйственная академия
• Институт физиологии растений им. К. А. Тимирязева РАН
• Государственный биологический музей им. К. А. Тимирязева
• Премия РАН имени К. А. Тимирязева за лучшие работы по физиологии растений, Тимирязевские чтения РАН
• Винницкая областная универсальная научная библиотека им. К.А. Тимирязева
• Центральная станция юных натуралистов (Москва)
• В 1991 году на Серпуховской линии Московского метрополитена была открыта станция метро «Тимирязевская». Линия стала называться Серпуховско-Тимирязевской.
• Сельскохозяйственный техникум села Октябрьский городок
• Улицы Тимирязева, Тимирязевская во многих населённых пунктах

В филателии

Цитаты

• В состав того, что мы называем человечеством, входит более мёртвых, чем живых, тот, кого уже нет, продолжает жить между нами в своих идеях, в своих делах, своим примером.
• Наука сама себе философия
• Я поставил себе две параллельные задачи: работать для науки и писать для народа, т.е. популярно (от populus – народ). Эту двойственную деятельность ученого понимал уже великий Петр.
• Я исповедую три добродетели: веру, надежду и любовь; я люблю науку как средство достижения истины, верю в прогресс и надеюсь на Вас (студентов)
• Никто так не ошибался в своих предсказаниях, как пророки ограниченности человеческого знания
• Если наука и не знает в настоящее время чего-нибудь, то она будет знать это в будущем
• Растение – посредник между небом и землею. Оно - истинный Прометей, похитивший огонь с неба
• Тот, кто сумел бы вырастить два колоса там, где прежде рос один, две былинки травы, где росла одна, заслужил бы благодарность всего человечества
• Ломоть хорошо испеченного хлеба составляет одно из величайших изобретений человеческого ума.
• …явится находчивый изобретатель и предложит изумленному миру аппарат, подражающий хлорофилловому зерну, — с одного конца получающий даровой воздух и солнечный свет, а с другого — подающий печеные хлебы
• magister dixit (что в настоящем случае пришлось бы перевести „немец сказал") я никогда не признавал и не признаю за логический аргумент. Мнения, чьи бы то ни были, для меня — только слова, — убедительную силу я признаю за фактами и логическими доводами
• Возьмите теперь любую книгу иностранного научного журнала, и вы почти наверное встретите русское имя
• Творчество поэта, диалектика философа, искусство исследователя — вот материалы, из которых слагается великий учёный
• Главная обязанность учёного не в том, чтобы пытаться доказать непогрешимость своих мнений, а в том, чтобы всегда быть готовым отказаться от всякого воззрения, представляющегося недоказанным, от всего опыта, оказывающегося ошибочным
• ….не давление потребностей, не запросы техники налагают свой отпечаток на развитие науки, как это нередко утверждают, а наука, развивающаяся своим самостоятельным логическим путём, и личные таланты её служителей рассыпают щедрой рукой те приложения к жизни, которые поражают воображение масс.
• Наука не может двигаться по заказу в том или другом направлении; она изучает только то, что в данный момент созрело, для чего выработались методы исследования… Наука всегда идёт своим путём, таровато рассыпая по сторонам бесчисленные драгоценные приложения, и только крайняя близорукость может ловить приложения, не замечая, откуда они сыплются
• Практической, в высшем смысле этого слова, оказалась не вековая практика медицины, а теория химика. Сорок лет теории дали человечеству то, чего не могли ему дать сорок веков практики (об исследованиях Пастера)
• Как Прометей на этой фреске зажигает у молнии свой первый свет, так и современный Прометей — наука — должна была прежде подчинить своей власти этот небесный огонь, а ватем уже превратить разрушающую силу горного потока в источник будущего плодородия земли. (о горных гидроэлектростанциях)
• Утверждать, что, открыв в явлениях бессознательной природы законы борьбы и естественного отбора, Дарвин сделал обязательным подчинение этим слепым законам и всей сознательной деятельности человека, -значит, навязывать ему абсурд, за который он нисколько не ответственен
• Зависимость же форм от среды, то есть ту часть учения Ламарка, которая сохранила всё своё значение, Дарвин признавал с самых первых шагов (вспомним его первый набросок в записной книжке 1837 года) и, чем далее, тем более придавал ей значения. Только соединение этой стороны ламаркизма с дарвинизмом и обещает полное разрешение биологической задачи
• Если Генрих IV мог когда-то сказать: «Селитра (понимай, порох) ограждает государства, защищает троны», то современный человек с большим правом может сказать: селитра возвышает благосостояние народов, увеличивает производительность тяжёлого труда земледельца
• Благо тем странам, где правительства не становятся безумно на пути исторического развития народов, пытаясь загородить его штыками. Слава народам, которые в самые тяжёлые минуты своих исторических испытаний не теряют полного самообладания.
• Волна столыпинского «успокоения» докатилась до Московского университета и унесла Лебедева на вечный покой. Эта новая жертва снова и снова приводит на память невольный крик, когда-то вырвавшийся из наболевшей груди Пушкина, — крик отчаяния, крик проклятия родившей его стране: «Угораздило же меня с умом и с сердцем родиться в России»
• В своих объяснениях и Дарвин, и Маркс исходили из фактического изучения настоящего, но первый, главным образом, для объяснения тёмного прошлого всего органического мира, Маркс же, главным образом, для предсказания будущего, на основании «тенденции» настоящего, и не только предсказания, но и воздействия на него, так как, по его словам «философы занимаются тем, что каждый на свой лад объясняют мир, а дело в том, как его изменить»^[7]
• Дипломаты ведут свой народ с завязанными глазами до самого края пропасти, в которую его моментально сталкивают. То же делают дипломаты другого берега. А когда ничего не ожидавшие, ничего не понимающие народы оказываются в смертельной схватке, в которой остается лишь одно — скорее перегрызть горло, пока тебе его не перегрызли, — дипломаты любуются на дело своих рук, объясняя его расовой ненавистью, историческими задачами, борьбой за культуру и другими хорошими словечками.. И это тем более легко, что с войной водворяется царство лжи, лжи вынужденной и доброхотной, лжи купленной и даровой, лжи обманывающих и обманутых, и тогда уже нет исхода. Вот почему очевидно, что на борьбу с войной можно рассчитывать не во время войны и даже не после нее, а только предотвратив ее возможность устранением тех, чья специальность — спускать с цепи этого демона войны
• Война имела, имеет и может иметь только два результата: у победителей… завоевания вызывают жадность к новым завоеваниям, вырождающуюся в манию всемирного владычества, а у побежденных растет сдавленная и тем более могучая злоба, воплощающаяся в давно знакомом слове «revanche»
• После изумительных, самоотверженных успехов наших товарищей в рядах Красной Армии, спасших стоявшую на краю гибели нашу Советскую республику и вынудивших тем удивление и уважение наших врагов, — очередь за Красной армией труда. Все мы — стар и млад, труженики мышц и труженики мысли — должны сомкнуться в эту общую армию труда, чтобы добиться дальнейших плодов этих побед. Война с внешним врагом, война с саботажем внутренним, самая свобода — всё это только средства; цель — процветание и счастье народа, а они созидаются только производительным трудом.
• «…Большевики, проводящие ленинизм, — я верю и убеждён, — работают для счастья народа и приведут его к счастью»^[8]. — Последняя цитата записана после смерти учёного со слов лечащего врача К. А. Тимирязева и В. И. Ленина Вайсброда. Её следует рассматривать в контексте поиска Вайсбродом мотива отравления своих пациентов злоумышленниками.

См. также

• Тимирязев, Аркадий Климентьевич — сын, физик.

Примечания