23-08-2023
Чрезвычайная Следственная Комиссия | |
---|---|
Чрезвычайная следственная комиссия для расследования нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками и войсками, действующими в союзе с Германией и Австро-Венгрией (с 9 ноября 1915 года) | |
Вид | чрезвычайный суд |
Инстанция | суд высшей инстанции |
Юрисдикция | Российская империя, Российская республика |
Дата основания | 4 мая 1915 год |
Дата роспуска | 12 июня 1918 год |
Языки делопроизводства | русский |
Состав | Члены комиссии избирались от различных органов власти |
Членов | 8 |
Руководство | |
Первоприсутствующий | А.Н. Кривцов |
Зал заседаний | |
Местоположение | Российская империя, Петроград |
Адрес | Сенатская площадь, здание Сената и Синода |
Чрезвыча́йная сле́дственная коми́ссия для рассле́дования наруше́ний зако́нов и обы́чаев войны́ а́встро-венге́рскими и герма́нскими войска́ми (в официальных публикациях значилась сокращенно как Чрезвычайная Следственная Комиссия, также использовалось сокращение ЧСК) — чрезвычайный судебно-следственный орган, занимавшийся расследованием военных преступлений, совершенных противниками России в Первой мировой войне в отношении подданных Российской империи (затем граждан Российской республики) и российских военнопленных. Комиссия функционировала в 1915—1918 годах, опрашивая очевидцев военных преступлений, изучая публикации печати, проводя экспертизы и публикуя отчеты (носившие пропагандистский характер с целью воодушевления общества на продолжение участия России в войне). Подавляющее большинство случаев военных преступлений, выявленных комиссией, относилось к применению разрывных пуль.
После Февральской революции комиссия продолжила работу пока не была распущена советской властью.
Комиссия официально называлась[1]:
В официальных изданиях Комиссии использовалось обозначение — «Чрезвычайная Следственная Комиссия»[1]. Посол России во Франции С. Д. Сазонов называл комиссию «ЧСК»[2]. Историки (кандидат исторических наук А. Б. Асташов и кандидат исторических наук В. Б. Аксёнов) используют обозначение — «Чрезвычайная следственная комиссия».
Начавшаяся Первая мировая война привела к оккупации части территории Российской империи. Уже в 1914 году немецкими войсками была оккупирована часть Царства Польского, а османские войска захватили часть Закавказья. В 1915 году российские войска вытеснили турок из Российской империи, но немецко-австрийские войска оккупировали все Царство Польское, Курляндию, Литву и Западную Белоруссию. В результате боевых действий к концу 1915 года в руках противника оказались значительные территории Российской империи, а также сотни тысяч русских военнопленных. Первая мировая война привела к очень активному взаимодействию действующих армий и многочисленного гражданского населения. Доктор исторических наук Александр Асташов отметил, что в предыдущих маневренных войнах войска и службы обеспечения были самодостаточными и от населения мало зависели (кроме периодов затишья)[3]. Протяженность фронта только на западных границах России составляла 1400 км и еще 700 км был Кавказский фронт[3]. Только на западных окраинах России во время войны проживали более 28 млн человек[3].
Уже в первые недели войны в воюющих странах стали создавать специальные комиссии, которые документировали «зверства» противника. В Бельгии такая комиссия («Commission d’enquête, instituée par le gouvernement belge sur la violation des règles du droit des gens, des lois et des coutumes de la guerre») была образована 8 августа 1914 года[4]. Во Франции аналогичная комиссия («Commission instituée en vue de constater les actes commis par l’ennemi en violation du droit des gens») была создана 23 сентября 1914 года[4]. В Англии, не подвергшейся оккупации, такая Комиссия («The Committee on Alleged German Outrages» или «Bryce Committee») была образована 15 сентября 1914 года[5]. В Германии такая Комиссия («Militäruntersuchungsstelle für Kriegsrechtsverletzungen») была образована 19 октября 1914 года[4]. В комиссии включали видных юристов и известных общественных деятелей[4].
В 1914—1915 годах были опубликованы материалы, собранные комиссиями (бельгийской и французской) о немецких преступлениях на территории Бельгии и Франции[4]. При этом французский отчет был также опубликован (на русском языке) в Петрограде[4]. Результаты работы комиссий использовались пропагандой. Так, вторая после начала войны волна разоблачения «вражеских зверств» была проведена с целью нейтрализации пацифистских настроений периода рождественских братаний 1915 года[4].
В России в первые месяцы войны аналогичную комиссию не создавали, хотя власти стремились привлечь внимание к военным преступлениям в отношении подданных Российской империи. Уже 24 августа 1914 года вышло официальное сообщение правительства России о жестоком обращении в отношении русских в Германии[6]. Кроме того, местные власти регистрировали случаи жестокого обращения противника в прифронтовых районах и фиксировали материальные убытки от войны[6]. Печать также с первых месяцев войны проявляла интерес к проблеме военных преступлений противника. Уже осенью 1914 года сообщения прессы о зверствах противника компилировались в специальные книжки, некоторые из которых были позднее переизданы[7]
Кроме того, с конца 1914 года на Восточном фронте также начались братания. В декабре 1914 года на Северо-Западном фронте по инициативе немцев прошли братания с солдатами 249-го пехотного Дунайского и 235-го пехотного Белебеевского полков[8]. В ответ приказом по 1-й армии было предписано стрелять по участникам братания, «а равно расстреливать и тех, кто вздумает верить таким подвохам и будет выходить для разговоров с нашими врагами»[9]. На Пасху 1915 года братания заключались в выходе из окопов, христосовании, взаимном угощении папиросами и сигарами, а в одном случае (с участием офицеров) братующиеся устроили соревнованием хоров с обеих сторон и общие пляски под немецкую гитару[9]. Летом 1915 года братания шли на участке фронта против австрийцев[9].
9 апреля 1915 года Николай II утвердил законопроект о создании специальной комиссии по изучению зверств противника[1]. 4 мая 1915 года Комиссия начала работать[1].
Первый состав Комиссии лично подобрал министр юстиции И. Г. Щегловитов[1]. В Комиссию вошли 8 человек[1]:
Комиссия включала три делопроизводства[10]:
Комиссия выполняла следующие функции[10]:
Комиссия собирала сведения о военных преступлениях из следующих источников[11]:
Было большое число российских подданных, которые были интернированы властями Германии и Австро-Венгрии и позднее отпущены на Родину. В российских националистических изданиях много писали о жестоком обращении с ними со стороны немцев. Однако эта категория почти не опрашивалась Комиссией. В фонде Комиссии сохранились дела только двух интернированных русских, которые вернулись позже большинства остальных интернированных: консула в Кёнигсберге З. М. Поляновского (отпущен в октябре 1915 года) и А. Алёхина (отпущен в начале 1916 года)[12].
На практике основным источником сведений о военных преступлениях стали печатные издания, которые в свою очередь получали данные из армейских официальных источников[10]. При этом фронтовые журналисты с самого начала войны находились в условиях военной цензуры и весьма ограниченного допуска в прифронтовую полосу.
Цензурные ограничения были еще до войны. Формально в 1905—1906 годах в Российской империи отменили предварительную цензуру печати, но практиковали давления на издателей за публикации: штрафы, изъятия тиражей и аресты как редакторов, так и издателей. В частности, за 1913 год в Российской империи были закрыты 20 газет[13]. С началом войны предварительная цензура была официально восстановлена. Уже 20 июля 1914 года было введено «Временное положение о военной цензуре», которое предусматривало[13]:
«Временное положение о военной цензуре» возлагало цензурные обязанности на военные власти[13]. В марте 1916 года Государственная дума распространила цензуру на всю территорию Российской империи[14]. В результате, газеты часто выходили с белыми полосами[14]. Кроме того, многие газеты заводили рубрику «Слухи и вести»[14].
Помимо цензуры сбору информации журналистами мешали ограничения допуска корреспондентов во фронтовую полосу. «Положение о военных корреспондентах в военное время» (1912 года) и «Временное положение о военной цензуре» устанавливали следующее[15]:
На практике военные власти стремились вовсе не пускать журналистов в действующую армию. Так, генерал Н. Н. Янушкевич после вступления в должность начальника Генерального штаба направил начальникам военных округов следующую телеграмму[16]:
Корреспонденты в армию допущены не будут
Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич первоначально отклонял просьбы издателей о разрешении их корреспондентам выехать на фронт[17]. Только 26 сентября 1914 года 12 корреспондентам (включая 6 иностранцев) разрешили отправиться на фронт на две недели[17]. Следующей группе журналистов разрешили выезд в армию только в июне 1915 года[17].
В результате, периодическая печать получала сведения о событиях на фронте от офицеров, среди которых было много фотолюбителей[17]. Схема была следующей. В армии были «полковые» фотографы, которые вели фотолетопись тех или иных войсковых подразделений[17]. Напечатанные фотографии офицеры высылали своим родным в письмах[17]. Родственники офицеров за деньги эти фотографии продавали иллюстрированным журналам[17]. Часто фотографии были постановочными, а то и просто инсценировками[18]. Кандидат исторических наук Владислав Аксенов приводит в качестве примера фото со спины немецких разведчиков в укрытии, сделанное с расстояния нескольких метров[18]. Это была явная инсценировка.
Власти запрещали публиковать в печати письма и воспоминания бывших пленных «ввиду возможного соблазнительного воздействия на других»[19].
Фактически Комиссия расследовала достоверность сведений, полученных из печати[10]. Также часто опрашивались вернувшиеся из плена[20]. На 1 июля 1916 года было допрошено 6375 инвалидов и 1586 бежавших из плена[2].
Выявленных свидетелей опрашивали под присягой в присутствии священника, который получал за это 3 — 5 рублей[2]. К концу ноября 1915 года было допрошено 2494 свидетеля, которые оставили 6489 страниц протоколов[2].
Сбор осуществлялся с помощью местных властей. Губернаторы, начальники областей и градоначальники должны были «в безотлагательном производстве через подведомственных чинов полиции» организовать опросы раненых и беженцев[21]. Губернаторы и градоначальники предписывали проводить опросы уездным земским управам и уездным исправникам[21]. Со своей стороны, уездные земские управы и уездные исправники запрашивали сведения о свидетелях военных преступлений в различных обществах помощи беженцам и раненым[21]. В частности, опросные листы были направлены в Польский комитет в Москве по оказанию помощи жертвам войны, а также в местные отделения Союза помощи больным и раненым воинам[21]. После опроса общества возвращали опросные листы обратно в канцелярию для дальнейшей отправки в ЧСК[21].
В архиве канцелярии московского губернатора сохранились два варианта опросных листов - для беженцев и для воинских чинов[21]. Опросный лист для беженца включал 20 вопросов, среди которых (помимо информации о самом беженце) был список преступлений, которые беженец мог видеть или пострадать от них[21]:
Опросный лист для воинского чина состоял из 12 вопросов, которые в основном касались преступлений на фронте[21]. Опросный лист могли заполнять сами очевидцы, либо полицейские со слов очевидцев[21].
При опросе полицейские порой опускали подробности, которые считали лишними[19]. Это не нравилось руководству Комиссии. Глава ЧСК А.Н. Кривцов указывал в письме губернаторам[19]:
в некоторых случаях полицейские чины, составляя... протоколы, излагают в них показания потерпевших и свидетелей без указания - где именно, когда и при каких обстоятельствах имело место то или иное... нарушение неприятелем законов и обычаев войны
Иногда свидетели и жертвы немецко-австрийских преступлений записывали свои показания в виде подробных рассказов[19]. В частности, в 2020 году историк И. К. Богомолов опубликовал сохранившийся в архиве собственноручно записанный подробный рассказ подпрапорщика 7-го Туркестанского стрелкового полка Ивана Андреевича Назарова, в августе 1914 года попавшего в плен в Восточной Пруссии и в августе 1915 года отпущенного немцами в Россию[19].
Также направлялись запросы в Красный Крест — о фактах обстрелов медицинских учреждений[20]. Армейское командование не желало предоставлять Комиссии документы по причине секретности и недостаточного доверия Комиссии, которая порой изучала нарушения законов и обычаев ведения войны в том числе со стороны русской армии[10].
Для проверки проводились экспертизы, в том числе силами лабораторий университетов. Зачастую эти экспертизы показывали недостоверность сведений о военных преступлениях. Так, экспертизы университетских лабораторий не обнаружили повреждений тел убитых, указывающих на издевательства над трупами[10]. «Баллоны с отравляющим газом» оказались начинены светильным газом для прожекторов[10]. Химическая, бактериологическая и экспериментальная (на животных) экспертизы «не обнаруживали действия вредных веществ» в предположительно отравленных конфетах и чесноке, сброшенных самолетами противника[10]. Экспертизы проводили также местные органы власти (по запросу Комиссии), привлекая к ним врачей и фотографов[2]. За участие в экспертизах врачи и фотографы получали деньги[2].
Собранный материал по каждому эпизоду оформлялся в виде дела. Каждое дело обычно состояло из 2 — 5 листов[2]. Затем дело обсуждалось на заседании комиссии, где подвергалось «тщательному расследованию»[20]. За одно заседание Комиссия рассматривала 100—300 дел[20].
Комиссия занималась распространением сведений о зверствах немцев и их союзников среди армии и населения России. Способы распространения были следующие[22]:
Комиссия вела переговоры с кинофирмой Б. С. Глаголина «Русская Лента» о производстве фильмов для «популяризации материалов» комиссии[22]. Пропаганда Комиссии встретила сопротивление в армии, командование которой предпочитало использовать материалы Комиссии, но не допускать ее представителей до чтения лекций военнослужащим. Лекции для военных Комиссия получила право провести только в апреле 1916 года и лишь в гвардейских частях Петроградского военного округа[22].
До 1 января 1916 года Комиссия расследовала 7413 случаев[2]. За период с 1 января по 1 июля 1916 года Комиссия расследовала 3894 случаев военных преступлений[2]. Всего по состоянию на 1 июля 1916 года Комиссия расследовала 11307 случаев[2]:
Согласно материалам Комиссии противник нарушил следующие международные документы[22]:
В материалах Комиссии были зафиксированы следующие преступления со стороны противника[23]:
Большое разнообразие выявленных нарушений не означало, что все они были массовыми. Подавляющее большинство нарушений — применения разрывных пуль и нарушения в отношении военнопленных. По данным кандидата исторических наук А. Б. Асташова, 64 % выявленных случаев — применение разрывных пуль (применение подтверждали фронтовые врачи)[2]. На втором месте по количеству были нарушения в отношении военнопленных[2].
Комиссия пыталась наладить контакты с аналогичными комиссиями и общественными деятелями нейтральных стран (например, с профессором Лозаннского университета Р. А. Рейссом, который расследовал нарушения австро-германцев на Сербском фронте), но эти попытки были отвергнуты[10].
Контакты с аналогичными комиссиями союзников России Комиссия поддерживала, а в июне 1917 года предложила организовать международное совещания комиссий союзников «на предмет согласования фактических данных и выработки окончательных выводов относительно характера и значения нарушений с точки зрения международного права»[22]. При поддержке Министерства иностранных дел Российской империи в Комиссию поступали материалы от аналогичных союзнических комиссий[22].
Публикация материалов Комиссии была главным направлением ее деятельности[2]. Публикацию торопили государственные чиновники. Посол России во Франции С. Д. Сазонов просил председателя А. Н. Кривцова как можно быстрее опубликовать сводку нарушений со стороны противника[2]:
…ибо в глазах нейтральных правительств и общественного мнения, документ, исходящий от ЧСК, несомненно, представлял бы несравненно больший вес и значение как обеспечивающий полное беспристрастие…
Комиссия начала публиковать материалы с весны 1916 года[2]. Публикации Комиссии включали[2]:
Материалы Комиссии рассылались в России[24]:
Все материалы Комиссии переводились на основные европейские языки[22]. При помощи Министерства иностранных дел издания Комиссии распространялись среди глав государств, членов парламентов, министров, глав местных администраций, ученых, общественных организаций, публицистов Европы, Северной и Южной Америки, Японии и Китая[22].
Комиссия признавала, что публикация преследует в том числе цель недопущения преждевременного прекращения войны. Во втором томе «Обзора» указывались цели публикации[2]:
Подробные описания зверств со стороны противника вызвали появление сатирических отзывов со стороны читателей-современников. Б. Мирский (Б. С. Миркин-Гецевич) в журнале «Новый Сатирикон» в апреле 1916 года опубликовал памфлет «Фабрика ангелов», в котором перечислил ужасы из изданий Комиссии (в частности, отрезание кончика языка) и сравнил подачу материала в изданиях Комиссии с приемами продавца, «без устали торгующего в лавке и потешающего покупателей веселыми прибаутками»[25]:
Что прикажете? Все, сударь, в нашем торговом доме имеется. Отрезанного язычка не желаете?… Самый свежий, последнего присыла… Вот, пожалуйте: пехотинцы за шеи повешены, на поясах болтаются — лица страшенные, черные, языки повысунуты. У одного солдата нос отрезан, у другого ухо, а у третьего глаза выколоты и в одном глазу германский штык торчит…
Статья Мирского была охарактеризована Комиссией как «глумление», «издевательство» над действиями Комиссии «с явной целью подорвать доверие к ее изданиям», как «покушение не только на правительство, но и на само государство»[25]. Редакция «Нового Сатирикона» утверждала, что в статье Мирского высмеивались только беллетристические приемы неизвестного автора, «подошедшего… не с той стороны к такой серьезной, трагической и ответственной теме, как жестокие издевательства немцев над нашими солдатами»[25]. Впрочем, 7 июня 1916 года Б. Мирский был выслан из Петрограда[25].
Февральская революция привела к тому, что Комиссия стала расследовать преступления также внутренних врагов[26]:
Кроме того, после Февральской революции появились новые органы, расследовавшие деятельность царских властей. В частности, была создана Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства. В эти органы писали жалобы о «зверствах» войны бывшие военнопленные, солдаты с фронта[26]. Всероссийское общество помощи военнопленным в качестве «жертв войны» поставило вопрос сначала об уплотнении, а затем о выселении Комиссии из здания Сената[26].
По декрету Совета народных комиссаров «О суде» Комиссия была формально закрыта, но фактически продолжила работу[26]. Последнее заседание Комиссия провела 12 июня 1918 года[26].
Несмотря на публикации Комиссии о «зверствах» противника братания на фронте с немцами и австрийцами в 1915—1916 годах не только продолжались, но и становились все более массовыми. Кандидат исторических наук Александр Асташов отмечал, что «с осени 1915 г, с началом позиционной войны, братания происходили уже во многих пехотных частях»[9]. В декабре 1915 года было дело форта Франц в 55-м пехотном Сибирском полку на Западной Двине, где стрелки 4-го батальона условились с германцами «жить в дружбе», без предупреждения никогда не тревожить друг друга, не стрелять и не брать пленных[27]. Стрелки полка (с участием офицеров и ведома командира батальона) ходили днем ходили к немцам, получали от них гостинцы[27]. В ходе разведки применяли практику «бескровного захвата»: обменивались военнопленными[27]. На Пасху 1916 года (она совпала с вражеским праздником, отмечавшимся 10 апреля) в братаниях участвовали десятки полков, артиллерийских батарей и железнодорожных батальонов Северного и Юго-Западного фронтов[27].
Документы Чрезвычайной следственной комиссии хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (фонд № 13156).
В годы Великой Отечественной войны материалы, собранные Чрезвычайной следственной комиссией, приобрели актуальность. В 1942 году Управление государственными архивами НКВД СССР опубликовало тиражом 35 тысяч экземпляров сборник «Документы о немецких зверствах в 1914—1918 гг.», куда вошли в том числе документы (отчеты, записи показаний свидетелей), собранные Чрезвычайной следственной комиссией. Во введении к сборнику сообщалось о важности публикации этих документов в связи с теми преступлениями, которые немецкие оккупанты совершили на советской земле в 1941—1942 годах[28]:
Когда сейчас, в тревожные и суровые дни Великой отечественной войны, перелистываешь документы прошлых лет, с пожелтевших страниц встает жуткий, окровавленный облик немецкого солдата — прообраз современного фашистского бандита… Не было такой войны, в которой германская армия не проявила бы себя как армия насильников и убийц, лишенная каких-либо признаков воинской чести и благородства… Зверства немецкой армии как в войне 1914—1918 гг., так и в дни Великой освободительной войны советского народа против фашистской Германии- явления не случайные. Они продиктованы самой сущностью германского империализма, агрессивной и разбойничьей природой его…
В 1944 году советский профессор (и дореволюционный юрист) Арон Трайнин в книге «Уголовная ответственность гитлеровцев» упоминал материалы Чрезвычайной следственной комиссии и дал следующую оценку итогам работы такого рода комиссий Первой мировой войны[29]:
Специальные следственные комиссии, образованные в те годы в Бельгии, Франции Англии, России, расследовали и установили многочисленные случаи убийств, истязаний мирных граждан, военнопленных и раненых, разрушений частных и общественных зданий.
Чрезвычайная следственная комиссия для расследования нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками.