10-08-2023
Стратегия кодирования глагольных актантов (стратегия морфосинтаксического кодирования) — система отношений между аргументами глагола, определяющая базовую структуру предложения. Разные стратегии различаются прежде всего в кодировании основных актантов переходного и непереходного глагола.
Выделяют эргативную, аккузативную, активную, контрастивную, нейтральную, трёхчленную, тематическую стратегии кодирования (или конструкции предложения).
Содержание |
При построении фразы на любом языке выделяют два базовых члена предложения — активный (агенс, или субъект) и пассивный (пациенс, или объект). Обычно глагол может присоединять к себе без предлога до трёх существительных (актанта): «Хозяин дал кость собаке» («дал» — глагол, три существительных — актанты: «хозяин» — агенс, «кость» — пациенс, или прямое дополнение, «собаке» — адресат, или косвенное дополнение). В этом случае говорят, что глагол «дал» — трехвалентный. Если глагол объединяет два актанта, то он считается двухвалентным: «Собака видит кошку». Но есть и такие глаголы, которые способны присоединять только один актант: «Собака спит». В этом случае принято говорить, что глагол «спать» одновалентный.
Валентность связана с категорией переходности-непереходности. Одновалентные глаголы, как правило, относятся к непереходным (интранзитивными), а многовалентные — к переходным (транзитивным). Если в языках номинативного строя (к ним относится, например, русский) переходность-непереходность грамматически не выражена, то в эргативных языках эта категория — базовая при распределении падежей в предложении. Таким образом (с учетом переходности-непереходности) в предложении выделяют:
Различные способы кодировки этих членов предложения (А, P и S) приводят к тому, что языки относятся к тому или иному строю. Подавляющее число языков мира относятся к номинативному строю, меньшая — к эргативному. Сравнительно недавно был выделен ещё один строй — активный. Новейшие теории в языкознании различают ещё несколько возможных способов кодировки актантов, которые являются ещё более редкими.
В номинативных языках предложения с переходными и непереходными глаголами кодируются одинаково. Здесь статичный и активный член предложения не противопоставляются, а пассивный актант обозначается особо: А=S; P.
В эргативных языках наоборот — одинаково маркируются статичный и пассивный актанты, а вот активный член предложения обозначается иначе: S=P; А. В русском языке похожая конструкция возможна с использованием инструменталиса (творительного падежа) и пассивного залога.
Если в одних языках (например, в нахско-дагестанских) эргативная конструкция является жёстким способом кодирования ядерных актантов, то в других языках (в картвельских, индийских) она ограничена обычно планом прошедшего времени, в третьих (в чукотско-камчатских, австралийских языках) эргативная конструкция при переходных глаголах допускает преобразование, аналогичное пассиву аккузативных языков.
Иногда в таких языках наряду с эргативной представлена дативная конструкция, функционирующая с глаголами чувственного восприятия, которые стоят вне категории переходности-непереходности. В этом случае активный член предложения помещается в дательном падеже. В аварском: Инсу-да вац вихана «Отцу брат привиделся» (Отец увидел брата); в баскском языке: Ni-ri hi gustatzen ha-tzai-t (Мне ты нравящийся ты-есть-мне) «Ты мне нравишься». Такая конструкция характерна и для русского языка: «Мне холодно» (Я мерзну), «Мне приснился сон» (Я увидел сон). Тогда предложение «Собака поймала кошку» преобразится в дативной конструкции в «Собаке (DAT) кошка (NOM) попалась».
В ряде нахско-дагестанских языках (цахурском языке, годоберинском языке) известны наряду с дативными аффективыные конструкции, отличающаяся тем, что агенс при глаголах чувственного восприятия ставится в специальном аффективном падеже. В годоберинском языке она характерна для трёх экспериенциальных глаголов ha’a видеть, anɫa слышать, bi’a знать: imu-ra Anwar ha’a (Отцу Анвар привиделся) «Отец Анвара увидел».
Кроме того, в нахско-дагестанских языках выделяют локативную конструкцию. В годоберинском языке, в которой один из актантов оформляется номинативом, а другой — одной из пространственных форм: ʔali-ʧʼu biʧʧã darsi «Али понял урок»; waʦʦi jaʦʦ-u-qi haliʃʃi «Брат посмотрел на сестру».
Активные языки отличаются от других тем, что статичный член предложения с непереходным глаголом может оформляться либо как агенс, либо как пациенс в зависимости от желания говорящего подчеркнуть преднамеренность или непреднамеренность процесса.
В предложении с непереходным глаголом и единственным ядерным актантом используется не единое кодирование по схеме эргативной конструкции, а два различных кодирующих средства в зависимости от типа глагола. Одно из них совпадает с кодированием агенса, а другое — с кодированием пациенса переходного глагола. Такая схема кодирования и получила название активной. Формулой эту конструкцию можно выразить так: Sа=А; Sp=P. Эта конструкция наиболее последовательно различает агенс и пациенс, распространяя концепты переходного агенса и пациенса на единственный ядерный актант непереходного глагола. А именно, при непереходном глаголе различаются агенсоподобный (при глаголах типа бежать, работать) и пациенсоподобный (при глаголах типа умирать, погибать, падать) актанты. Довольно редко реализуется конструкция, противопоставляющая агенсоподобные и пациенсоподобные актанты переходного глагола (соответственно агентив и пациентив) единственному актанту непереходного глагола.
В русском языке весьма приблизительно данную конструкцию можно представить следующим образом:
Например, в табасаранском языке единственный актант глагола типа «падать» может интерпретироваться как пациентивно, так и агентивно: aqun-zu «я упал (случайно)» — aqun-za «я упал (намеренно)».
Среди особенностей языков активного строя, в котором категория одушевленности переплетается с категорией активности:
Есть ещё такой феномен, как филиппинские языки (например, тагальский[2]), строй которых весьма специфичен. В них существительные противопоставляются не только по активности (субъект) и пассивности (объект), но и по актуальности (центральной роли в предложении) и неактуальности (периферийной роли). Актуальность выражается артиклями, а «актив-пассив» — в структуре глагола падежеобразными префиксами, суффиксами и инфиксами, выражающими направление (директив), получение (бенефициатив) и орудийность (инструменталис). Эти глагольные форманты отягощаются страдательным и действительным залогом. Если существительные строятся аналитически, то глаголы синтетически (есть чередования на стыке корней и формантов).
Характерное отличие филиппинских языков — использование рематива, как грамматическое средство логической ударности в предложении[3]:
Транзитивные языки нередко причисляют к эргативным, но в них все-таки несколько другое распределение ролей в предложении. В них активный и пассивный актанты маркируются одинаково (либо флексии таких маркеров отсутствуют), а статичный актант стоит в особом «непереходном» (анти-эргативном) падеже.
В русском языке такая конструкция невозможна даже приблизительно. К транзитивным относят некоторые памирские языки, например рушанский язык.
В языках т. н. «директного типа» все три актанта выражаются одинаково либо вовсе не маркируются и о распределении ролей в предложении можно догадаться из контекста (обычно это достигается за счёт жесткого порядка слов): S=P=А
В русском языке похожая конструкция возможна на том основании, что в некоторых случаях флексии именительного и винительного падежа совпадают.
Теоретическое допущение относительно существования языков с грамматически иррелевантными падежами подтверждается на материале риау-индонезийского диалекта, описанного Д. Джилом.[4][5]
В годоберинском языке некоторые переходные глаголы допускают построение биноминальной конструкции, когда именительным падежом (точнее не оформляется никаким падежом) маркируется как пациенс, так и агенс; смысловой глагол при этом согласуется по классу с пациенсом, а вспомогательный — с агенсом:
К директному типу относят «языки без падежей» (гуарани, а также, например, английский язык). Беспадежность характерна в основном для языков активного типа. Из искусственных языков падежи отсутствуют в логлане и ложбане.
В русском языке похожая конструкция возможна в единственном примере и то за счёт того, что есть одно заимствованное из греческого языка имя собственное, имеющее разные (не нулевые) флексии в прямом и косвенном падежах. S≠P≠А.
В языке Nez Percé (семья пенути на северо-западе США), эргатив образуется за счёт суффикса -nim, аккузатив -ne, а номинатив (абсолютив) не выражен грамматически. Помимо Nez Percé к языкам такого типа можно отнести австралийские языки семьи пама-нюнга: вангкумара и калау-лагау-йа. Известен ряд искусственных языков, пользующихся и эргативом, и аккузативом.
Именно к таковым относится язык на’ви. В предложении выделяют в первую очередь активную (стативную) или пассивную роль существительных, а потом уже падежи (родительный, дательный и местные). Так, например строится предложение:
Если глагол не требует прямого дополнения (то есть является одновалентным, а значит непереходным, или, как ещё говорят, интразитивным), то субъект ставится в интразитивном падаже (точнее не маркируется вовсе):
Или другой пример, где также субъект стоит в интранзитиве, поскольку глагол «быть» непереходный и одновалентный:
Некоторые исследователи пытаются реконструировать архаичное языковое состояние — поссесивный (притяжательный, безглагольный) строй. Повод к этому дало формальное совпадение поссесивных и предикативных конструкций: птица летит — полет птицы. Однако языки, в которых отсутствовала бы предикативная (глагольная) конструкция и вместо неё была представлена поссесивная, по сей день не обнаружены.
Например, предложение «Собака поймала кошку» в поссесивной конструкции: «Поимка кошки собакой». Такая безглагольность напоминает канцелярит. Кстати, поэт А. Фет применил «безглагольность» в своём знаменитом стихотворении: «Шепот сердца, уст дыханье, трели соловья»…
Формы предикации без глагола являются, по-видимому, древнейшими[6]. Существует теория о развитии таких безглагольных конструкций: от наиболее примитивных, строящихся на соположении двух имен («Воин-победитеь», «Царь-девица»), именном предложении «сущности» вневременно́го типа («Грех сладко, а человек падко», «Varium et mutabile semper femina» — Изменчиво и непостоянно всегда женщина) до именного предложения «существования», локализованного во времени («Этот воин — победитель»), и глагольного предложения («Воин стал победителем»).
Надо заметить, синтаксис санскрита в большой степени зависит от характера и вида текста. Один полюс − синтаксическая система, ориентированная на глагольный строй и богатство флективных форм, другой − преобладание именного строя (обилие сложных слов-композитов, часто эквивалентным предложению; уменьшение роли глагола; аналитические формы времени и наклонения).
На схеме внизу показано, как три семантические роли (актив А, пассив Р, статив S) распределяются между двумя грамматическими планами (субъектом Sub и объектом O), прямым и косвенным падежами. Эти семантиченские роли могут маркироваться одним, двумя, тремя падежами (либо не маркироваться вовсе).
| номинативно- аккузативная схема |
эргативно- абсолютивная схема |
транзитивная схема | директная схема | трёхчленная схема |
|---|
Стратегия кодирования глагольных актантов.
