14-08-2023
Санкт-Петербург, как крупный российский город и бывшая столица Российской империи имеет давнюю историю, связанную с людьми из числа ЛГБТ. В XIX веке в городе среди общественности сложилось относительно терпимое отношение к однополым связям среди знати и царской семьи, также однополый секс оставался частью традиции в общественных банях. Несмотря на наличие статьи о «мужеложестве», на рубеже XIX и XX веков в Петербурге расцвели гомосексуальные субкультуры, одна из которых в качестве символа использовала красные галстуки. В Петрограде в период НЭП-а существовали гомосексуальные клубы кросдрессеров, которые могли устраивать постановочные свадьбы на улице. В советский период гомосексуальные люди преследовались и наказывались, что привело к уничтожению сформировавшейся в городе субкультуры, которая начала заново формироваться с 1990-х годов. В 2000-е годы в Петербурге образовалось самое организованное в России ЛГБТ-движение и действовали ряд известных организаций, например «Российская ЛГБТ-сеть», ЛГБТ-кинофестиваль «Бок о бок» или правозащитная организация «Выход». Петербург был единственным городом, где несколько лет проводились согласованные с властями гей-прайды. Тем не менее, вместе с усилением гомофобной риторики со стороны российской власти петербургское ЛГБТ-сообщество и движение продолжают всё дальше уходить в подполье.
| Обложки произведений «Лидии Зиновьевы-Аннибал, 1907). Это — самые первые в истории России произведения, рассказывающие о гомосексуальных и лесбийских отношениях | |
Пётр I законодательно запретил «мужеложество» в 1716 году в армии и на флоте. Запрет распространился на гражданское население в 1835 году при царствовании Николая I[2]. В 1866 году было установлено наказание в виде ссылки в Сибирь и лишения гражданских прав и состояния[2]. С точки зрения христианской морали однополые отношения приравнивались к блуду[3]. Строгость наказания нивелировалась редкостью его исполнения, по сути риск понести наказание за однополый секс был значительно ниже, чем например в Германии, Франции или Англии[4]. В 1900 году наказание смягчили заключением в тюрьму до пяти лет и обязательным покаянием для христиан[2][5]. В начале XX века на фоне либерализации нравов возник дискурс вокруг отмены уголовной статьи о «мужеложестве»[6]. Начало XX века на фоне либерализации общественных нравов совпало с расцветом гомосексуальной городской культуры, чьи представители не боялись демонстрировать свою принадлежность на улице[7].
Несмотря на существование гомофобных законов, нетрадиционные с точки зрения христианской морали отношения были широко распространены среди привилегированных классов, внутри которого устоялось терпимое по меркам того времени отношение в однополой любви[2]. Петербург выделялся на фоне остальных городов Европы своей терпимостью к однополой любви среди знати[8]. Практика гомосексуальных и бисексуальных отношений была распространена среди дворянства и в том числе в царской семье. Например, Анна Леопольдовна состояла в тайных любовных отношениях с фрейлиной Юлианой Менгден[9]. В своём влечении к мужчинам признавался князь Константин Константинович[10]. Представители высшего сословия, столичного купечества и интеллигенция привлекались по статье о «мужеложестве» в исключительно редких случаях[10], а если и привлекались, то судьи выносили оправдательные приговоры[2]. Женщины высшего общества никогда не привлекались по закону[2]. Существовала негласная традиция временно ссылать в Европу громко отстаивавших свои права министров, царских слуг членов Госсовета, богатых купцов и известных культурных деятелей[10]. Уличённые в однополых связах мужчины из низших сословий имели больший шанс подвергнуться наказанию ссылкой в Сибирь, где они предпочитали оставаться, чтобы не возвращаться в родную деревню[10].
На рубеже XIX и XX веков однополые отношения были распространены среди художественной богемы, однополые связи практиковали писательницы Зинаида Гиппиус, Анна Ахматова, Марина Цветаева[9], или композитор Пётр Чайковский[9]. Неизвестно, были ли эти люди гомосексуалами или бисексуалами, так как исторически гомосексуалами называли всех, кто когда-либо был замешан в однополых связях, даже если они также практиковали разнополые связи и состояли в традиционном браке[9]. Однополая любовь или небинарность стали впервые упоминаться в произведениях, связанных с движением декадентства[11]. Однополые связи были распространены среди учащихся и педагогов в стенах Петербургского хореографического училища и до революции, и при СССР[9].
Во второй половине XIX века в Санкт-Петербурге сформировались разные гомосексуальные субкультуры[12]. Богатых мужчин, испытывавших влечение к другим мужчинам, называли «тётками»[12].
Слово произошло из французского tante[8] — обозначения мужских секс-работников и через какое-то время превратилось в обозначение всех гомосексуальных мужчин. «Тётка» — зонтичное определение, обозначавшее богатого мужчину, испытывавшего влечение к любому представителю мужского пола, этим словом обозначали довольно разрозненные и зачастую не имевшие друг к другу отношения гомосексуальные группы. Главным образом тётками называли мужчин, искавших отношений с юношами — секс-работниками, как правило бедняками, учениками подмастерьев, солдатами и матросами[14]. Таким мужчиной, например, был обличённый публицист-консерватор Владимир Мещерский[15]. Определённый круг мужчин, также обозначавшийся как тётки, проработал особый гомосексуальный городской маршрут[14][16]. Чтобы распознать среди толпы единомышленников, тётки использовали особые жестикуляции и другие невербальные сигналы[17]. Это также могли быть педерасты, искавшие отношения с несовершеннолетними мальчиками[16]. Стоит заметить, что в дореволюционном Петербурге остро стояла проблема с детской секс-работой и секс-торговлей, но в этой теневой части рынка в подавляющем количестве по-прежнему были задействованы девочки и гетеросексуальные мужчины как их клиенты[18]. Тётками также считались феминные мужчины, которые могли наносить косметику, использовать феминные жесты[13] и практиковать кроссдрессинг. Таким образом, слово «тётка» имело несколько основных значений — гомосексуала, женственного мужчину или педераста[19][13]. Современники воспринимали как минимум два первых явления как часть одного[20]. Владимир Руадзе, автор скандального памфлета «К суду!», пытавшийся «обличить» петербургские гомосексуальные круги, ставил знак равенства между всеми тётками и педофилами[21].
В начале XX века нарастало движение богемной городской гомосексуальной субкультуры, которых можно было узнать по ярко-красным галстукам и также иногда по торчащим красным платкам из кармана. Они были, как правило, идейными декадентами, поддерживали правозащитную деятельность, оспаривали преобладавшую в обществе установку гомосексуальности как болезни или содомского греха и принимали гомосексуальность как часть своей идентичности[13][6][22]. О своей принадлежности к гомосексуальной субкультуре открыто заявляли некоторые деятели искусства, например писатель Михаил Кузмин[6] или Сергей Павлович Дягилев, который со своим возлюбленным Дмитрием Философовым и другими единомышленниками основал художественное объединение «Мир искусств»[23].
В Петербурге сосуществовала также субкультура «женаненавистников», состоявшая из солдатов, матросов и учащихся[24], которая воспевала мужественность и выражала неприятие к женственности среди тёток, но могла воспринимать их как сексуальных партнёров[24]. Среди «женаненавистников» было модно носить официальную форму, воплощавшую маскулинность, это стало удобным прикрытием для формирования отдельного направления гомосексуальной субкультуры[8]. Гомосексуальность в Петербурге также называли «гвардейской болезнью», так как её часто практиковали в гвардейских полках, особенно в лейб-гвардии Преображенском полку, который становился центром скандалов после уличения офицеров в однополых любовных связях[10].
О гомосексуальности среди более низших слоёв населения известно меньше. На рубеже XIX и XX веков на фоне индустриализации и быстрого прироста населения в Петербург из деревни переезжало множество мужчин, оставлявших свои семьи и формировавших класс пролетариев. Они селились компактно в дурных жилищных условиях. В кругу таких мужчин сохранялись традиционные формы патриархальной солидарности и взаимного контроля, однако даже они не могли поддерживать характерную для деревенской общины принудительную гетеросексуальность. В итоге некоторые мужчины стали выражать свою сексуальность в мужском кругу, зарождая новую городскую гомосексуальную субкультуру с собственной географией, ритуалами и жестами[25].
Тётки, искавшие любовников и секс-работников, гуляли по избранному маршруту — начиная прогулку на Невском проспекте от Знаменской площади, через Аничков мост и до Публичной библиотеки и Пассажа[14]. Эти улицы и места стали самым известным и долгоживущим «гомосексуальным маршрутом» в городе[16]. Вечером единомышленники встречались в Кафе де Пари[26][27]. Тётки предпочитали гулять по этому маршруту по воскресеньям, занимаясь поиском солдат и мальчиков-подмастерьев, чтобы затем пригласить их в кондитерские или домой[14]. Тётки также искали себе партнёров и секс-работников на выставках и ярмарках в Михайловском манеже, в балаганах на Марсовом поле во время Масленицы. Представители высшего сообщества посещали по средам балетные спектакли в Мариинском театре[28][16]. Некоторые рестораны в Петербурге были приспособлены под места свиданий с отдельными кабинетами[28]. Например, вечером компании тёток любили посещать ресторан Палкин на углу Невского и Владимирского проспектов, где работали сводники, предоставлявшие им в специально на то отведённых кабинетах юношей и солдат[29]. По субботам тётки искали партнёров на набережной Фонтанки, а также около цирка Чинизелли[28]. Для поиска сообщников и секс-работников тётки использовали скрытые сигналы — характерный долгий взгляд или просьбу дать сигарету[30]. Вместе со своими единомышленниками тётки устраивали балы и вечера, куда прибывали мужчины со своими любовниками[13]. Балы могли организовывать вельможи в своих дворцах и виллах[31]. Такие вечера могли заканчиваться групповым сексом[19].
Тётки, предпочитавшие пассивный секс с мужчинами, искали любовников среди военных[16]. Солдаты и тётки выбирали в качестве основных мест для встречи общественные туалеты[29]. В начале 1880-х годов самым популярным местом сбора тёток и солдат становился Зоологический сад[28] и Конногвардейский бульвар рядом с казармами и манежами полка Конной гвардии[28][32] и на Знаменской площади[29].
Тётки выбирали для гуляний определённые городские маршруты. Слева направо — Зоологический сад, Пассаж, Публичная библиотека на Невском, Цирк Чинизелли, ресторан Палкин
| ||||||||||
В отличие от тёток, секс-работники или их любовники могли происходить как из зажиточных, так и из бедных сословий. В своих воспоминаниях писатель Владимир Бурнашев называл любовников тёток «гетерами в панталонах», они чаще всего были кантонистами, форейторами, ремесленными учениками, хористами, писарями и мелкими чиновниками[33]. Их также называли буграми или бардашами[34]. Такие юноши носили канаусовые (шёлковые) рубашки и иногда пудрились и наносили косметику. Они встречали мимо проходящих мужчин томным взглядом, и те могли забирать их в номера трактиров или себе в квартиру[33]. Тем не менее, секс-работники не считались частью гомосексуальной субкультуры, так как сами часто шли на этот промысел ради денежного заработка[35]. Зачастую это были хулиганы, которые искали клиентов-тёток, чтобы в итоге шантажировать их, угрожая раскрыть общественности их тайные предпочтения[36]. Такие хулиганы на пассаже в 1870-х годах объединились в собственную «Михайловскую банду»[36].
Другая категория секс-работников — молодые солдаты лейб-гвардии, кавалергарды и казаки[34]. Часто они сами осуждали гомосексуальные формы отношений[34], но были готовы торговать секс-услугами ради денежной выгоды[34]. Солдаты и тётки выбирали в качестве основных мест для встречи общественные туалеты, где тётка ощупывал солдата за несколько двухгривенных[29], оценивая размер его члена[32]. Если тётка оставался доволен, то занимался с ним сексом за 3-5 рублей[29]. Даже позволяя себя только ощупывать, солдаты могли заработать за один день много денег[29].
Среди низших сословий и россиян, воспитанных в национальных традициях крестьянской общины, была распространена традиция удовлетворять плотские потребности мужчин, старших по возрасту и высших по статусу. Этим занимались ученики или слуги. Такие отношения, однако, нельзя было назвать полноценным аналогом гомосексуальных отношений, так так слуга делал это ради покровительства и материальных благ, это не было принято воспринимать как однополый эрос[1] и их участники по-прежнему считали однополую любовь греховной[37].
Церковь и общественность осуждали это явление, но относились снисходительно, воспринимая это как форму блуда, наравне с мастурбацией или внебрачным сексом[38]. Предоставление секс-услуг клиентам-мужчинам банщиками в мужских банях выступало одной из форм вышеописанной традиции ещё до появления Петербурга и перекочевало в город с того момента, как там появились общественные бани, хотя и традиция начала документироваться только со второй половины XIX века. В городе сформировались замкнутые артели из молодых крестьян по принципу землячества, предоставлявших секс-услуги в банях, за свою работу они брали по рублю с клиента и делили поровну между собой вырученные средства[39].
К концу XIX века традиционная банная проституция стала вливаться в современную гомосексуальную культуру, и «тётки» с их любовниками сами стали избирать бани своим излюбленным местом отдыха[32]. Многие «тётки» предпочитали ходить к банникам, так как те никогда не начинали шантажировать клиентов[39]. Это вызвало столкновения со сторонниками традиционной маскулинной терпимости, основанной на иерархии в отношении однополого эроса. К концу XIX века Знаменские бани стали рассматриваться как оазис гомосексуального мира, чем привлекали к себе всё большее и зачастую негативное внимание у общественности и журналистов[32]. Клиентом у петербургских банщиков был сам великий князь Константин Константинович[40]. К началу XX века петербургские бани приобрели репутацию мужских борделей. Мужчины занимались сексом в отдельных номерах в банях, секс-услуги предоставляли банщики. Самым известным местом встреч выступали Знаменские бани на Знаменской площади (ныне площадь Восстания)[26]. Когда бани посещал представитель знати или постоянный клиент[41], к нему подходил банщик, перечисляя доступных для услуги банщиков заведения или демонстрируя их фотографии. Банщики в ожидании клиентов сидели в номерах[42].
Гомосексуальная банная традиция после революции на короткое время возродилась в период НЭПа[43], но была разрушена при советском режиме вместе с изменением формата общественных бань, ориентированных на самообслуживание, хотя и сохранялась остаточно, когда мужчины-посетители бани могли по личному договору заниматься платным сексом[44].
О женской гомосексуальной культуре известно гораздо меньше, чем о мужской[45]. Женщины из-за традиций тех времён в отличие от мужчин имели меньше доступа к публичной жизни и не имели возможности сформировать собственную лесбийскую субкультуру[46]. Значительная часть сохранившейся и отрывочной информации исходит из записей психиатров[46]. Например, известно, что женщины, искавшие отношения с другими женщинами, использовали скрытый язык жестов для того, чтобы узнать «своих»[46]. В отличие от мужчин, лесбиянки стремились тщательно скрывать свои предпочтения от общественности и не брали под свой контроль общественные места[47]. Лесбиянки образовывали «круги» со своими единомышленницами, внутри которого могли свободно практиковать любовные отношения[48]. Известно о существовании скрытых лесбийских кружков царистской интеллигенции[49].
Практиковать однополую любовь позволяли себе богатые женщины, имевшие возможность вести тот образ жизни, который считали правильным[3]. Однополую любовь практиковали, как правило, женщины, наделённые властью — дворянки, помещицы с образованием или финансовыми возможностями[50]. Все эти женщины были замужем и имели детей, традиционная семья выступала важным способом для сокрытия прибежища однополых отношений[50]. По этой же причине для лесбиянки было нормально иметь при себе мужа и создавать видимость того, что она его любит, и среди лесбиянок не было принято ревновать к мужьям любовниц[48], понимая, что под «любовью» к мужу кроется чувство долга и сострадания[48]. Если семья подрастающей девочки знала о её предпочтениях или, например, об интересе к мужской одежде и развлечениям, они могли достаточно терпимо относиться к этому, однако заставляли выходить замуж при наступлении совершеннолетия[50]. Когда девушки сопротивлялись этому, то их направляли на «лечение» к психиатрам, из чьих отчётов и сохранились до наших дней многие данные о лесбиянках[51].
Лесбиянство эксплуатировалось литераторами как «экзотический спектакль» для мужчин, где лесбиянки также ассоциировались с замкнутым миром без социальных ролей и [53].
Что касается женщин из низших сословий, некоторые медицинские отчёты рубежа XIX—XX веков сообщали о наличии любовных отношений среди женщин, отбывавших тюремный срок[46]. Также это было частым явлением у петербургских секс-работниц[54], некоторые из петербургских легальных публичных домов старого образца сформировали почву для женского гомосоциального пространства[55]. Хозяйкам борделей это нравилось, так как такие женщины меньше привязывались к мужчинам-клиентам[45][54]. Состоявшие в отношениях секс-работницы назывались «кошками»[56]. Часто такие отношения имели форму наставничества, когда старшая секс-работница опекала и обучала новенькую. Секс-работницы отправляли любовные письма своим любовницам, лечащимся в больницах[54]. Клиентами секс-работниц могли становиться богатые женщины[45]. В 1880-е годы сформировалась лесбийская культура, игнорировавшая классовое деление и избравшая публичные дома местами своих тайных встреч[56].
Проблема исследования небинарности и трансгендерности в дореволюционную эпоху связана с тем, что современники воспринимали её в неразрывном контексте с мужской или женской гомосексуальностью и небинарные личности по умолчанию упоминались как гомосексуалы или лесбиянки[20]. И, наоборот, уличённых в гомосексуальных отношениях людей особенно крестьяне были склонны причислять к интерсекс, даже если они таковыми не являлись[57].
Для женщин, стремившихся принять мужскую социальную роль и вести мужской образ жизни, использовалось определение принятия «мужского пасса», их также называли женщинами с мужским пассом[20]. При этом общество относилось терпимо к ним и их деятельности, традиционно доступной только мужчинам, например военной карьере[3]. Мужской пасс в ряде случаев выступал единственным способом завоевать недоступную женщине власть и общественный статус[58]. Современники сообщали о существовании в Петербурге «женщин» из высших сословий, посещавших секс-работниц, одевавшихся в мужские костюмы и развлекавшихся как мужчины[48].
Женщины с «мужским пассом» могли, например, отказываться носить женскую одежду, даже если это создавало для них лишние жизненные преграды[59]. При этом задолго до введения самой концепции трансгендерности в истории Петербурга встречались люди, которых по основным признакам можно было считать трансгендерными, например, «кавалерист-девица» Надежда Ду́рова, который выдавал себя за биологического мужчину, в случае известности биологического пола требовал обращение к себе в мужском роде и по имени Алекса́ндр Алекса́ндров[60][61].
Восприятие женственных мужчин было гораздо хуже, чем мужественных женщин, так как в патриархальном обществе отказ мужчины от мужественности означал нанесение непоправимого вреда его репутации[62]. Тем не менее развитие культуры небинарности среди мужчин стало возможным в условиях развития гомосексуальной субкультуры в дореволюционном Петербурге и замкнутого общества, связанного с мужской секс-торговлей. Например, некоторые сводники или содержатели мужских притонов могли использовать женские псевдонимы, заниматься кроссдрессингом и организовывать костюмированные балы[63].
В Петербурге всех гомосексуальных мужчин называли «тётками», эти словом также обозначали выраженно женственных мужчин, которые могли наносить косметику и использовать феминные жесты[13]. По этой же причине само слово «тётка» в коннотации современников также часто означало яркого эпатажного и женственного гомосексуала, аналогично «queen» в английском ЛГБТ-сленге[64]. Многие тётки облачались в женские костюмы на закрытых вечеринках[19][13], они также могли использовать женские имена в пределах кружков и покупали для себя женские предметы обихода[64]. Некоторые тётки завели традицию собираться у цирка Чинизелли облачёнными в женские наряды — костюмы баронесс, графинь и крестьянок[13]. Парралельно в Петербургских театрах стала формироваться культура травести, тесно связанная с гомосексуальной субкультурой. Актёров и артистов балета, игравших женщин называли «женскими имперсонаторами». Среди них были звёзды. Имперсонаторы часто выступали на закрытых костюмированных вечеринках[6]. Женственный облик себе также придавали секс-работники, искавшие отношений с гомосексуальными мужчинами. Такие юноши носили канаусовые, шёлковые рубашки и иногда пудрились и наносили косметику[33].
В ранний период существования советской власти отсутствовало уголовное наказание за мужеложество, в том числе из-за отсутствия единого мнения по этому вопросу у советских идеологов[6], среди которых были сторонники эмансипации, в том числе и выступавшие за пpава гомосексуальных людей[65]. Противники же парировали тем, что мужская гомосексуальность должна быть запрещена как традиционный пережиток царской России[65] или придумывали другие оправдания, например обвиняя всех геев в безнравственности и приверженности контрреволюционным идеям[6]. Гомосексуалов преследовали на бытовой почве, часто увольняли с работы, избивали и шантажировали[6].
До революции однополые отношения были возможны во многом за счёт рыночной экономики и коммерциализации, например, клиентам было позволено за денежную плату уединяться с секс-работником в кабине ресторана или бани. Новое советское руководство сильно ограничило такие условия[44]. Гомосексуальная субкультура сильно изменилась в новых условиях и переместилась в приватные пространства[66]. В качестве мест для новых знакомств геи выбирали общественные туалеты, бульвары и парки[66].
Гомосексуальные мужчины организовывали литературные и художественные салоны, устраивали вечеринки[67] и костюмированные свадьбы[6]. Во время вечеринок устраивалась летучая почта, где мужчины могли отправлять друг другу записки с признанием в симпатии[68]. На таких мероприятиях было принято приглашать «женских имперсонаторов», мужчин-артистов, изображавших женщин[6]. Некоторые мужчины использовали женские имена в пределах кружков и покупали для себя женские предметы[64]. Для гей-вечеринок была свойственна ностальгия по дореволюционной эпохе, как самой благоприятной, её участники стремились одеваться по дореволюционной моде[37].
Как наследие дореволюционного сословного разделения, гомосексуальные мужчины сформировали два гей-сообщества, чьи представители практически не пересекались между собой. «Аристократы» происходили их семей чиновников, офицеров царской армии и флота, были также представителями творческой интеллигенции. «Простые» состояли из солдат, матросов и конторщиков. Аристократы не принимали их в своих салонах[6]. Под сословные ограничения не попадали женские имперсонаторы[6]. «Простые» предпочитали заводить новые знакомства на территории бывшего манежа полка Конной гвардии, когда-то тут сексуальные услуги искали «тётки» — богатые гомосексуальные мужчины, но после Первой мировой и Революции гомосексуальные солдаты заложили традицию устраивать знакомства и находить секс-услуги. Эта традиция сохранится до 1930-х годов[32].
Некоторые гомосексуалы Петрограда подражали моде немецких травести, в частности звезде берлинского клуба «Эльдорадо» Ханзи Штурм[6]. Некоторые представители гей-сообщества несмотря на угрозы и бытовую дискриминацию имели смелость ходить в женской одежде и корсетах, отращивать волосы и в целом выглядеть как женщины[6]. Тем не менее тогда ещё не существовало культуры трендсеттеринга, которая в своей современной форме сформировалась на Западе в конце XX века[6]. Если раньше наличие макияжа у мужчины подразумевало принадлежность к гомосексуальной субкультуре, то в 1920-е годы макияж стал частью уличной моды среди мужчин, которые подражали внешности актёров немого кино, это создавало условия меньшего риска для красившихся мужчин, стремившихся к женственности[6]. Несмотря на вышеописанное, бедная жизнь после лишений гражданской войны не позволили петроградскому гей-сообществу сформировать собственный «арго», как во Британии или Франции[6]. В Петрограде в 1920-е годы организовывались постановочные костюмированные свадьбы, одна из которых состоялась на Офицерской улице[6]. Партийцы, придерживавшиеся гомофобных взглядов, стремились устраивать облавы на организаторов костюмированных вечеринок и привлекать их по статье о контрреволюции[65]. Самый громкий случай был связан с партийцем Афанасием Шауром, внедрившимся в гей-сообщество и организовавшим в 1921 году костюмированную свадьбу, чтобы подставить всех его участников, обвинить в якобы контрреволюционной деятельности и попытке разложить Красную армию. Тем не менее уголовное дело закрыли[6]. Несмотря на удачный исход для участников «Шауровской» свадьбы, это оказало сильное влияние на укрепление и принятие гомофобной риторики в советской власти[6], которая усиливалась с каждым годом и оказывала всё большее давление на гей-сообщества[69]. В 1933 году была организована массовая облава и посадка 175 представителей гей-сообществ под предлогом в обвинении в фашизме, контрреволюции и «моральном разложении Красной армии». В 1934 году в Уголовном кодексе появилась статья о мужеложстве[6].
В 1920-е годы стала зарождаться лесбийская субкультура, чьи представительницы носили строгие костюмы с галстуками, мужскими жакетами и юбками, обшитыми каймой ниже колен. Такой фасон стал городским кодом, сигнализировавшим о предпочтениях этих женщин[51]. Это стало возможным в условиях маскулинизации женского образа в раннесоветской пропаганде, продвигавшей идею равноправия полов. Мода на сильную, независимую и маскулинную женщину создала благоприятные условия для буч-лесбиянок, позволяя раскрыть себя городской общественности. Такие женщины использовали маскулинный дресс-код и с помощью него распознавали единомышленниц и находили любовниц. Сторонники советской идеологии относились к таким женщинам терпимо, рассматривая их как часть революционного социального ландшафта вплоть до 1930-х годов, когда началась реконструкция традиционной феминности[70]. Гомосексуальные женщины, не знавшие о самой концепции лесбиянства, могли намеренно стремиться выглядеть как можно маскулиннее и даже принять мужской гендер, подделывая документы, полагая, что это избавит их от преграды в поисках отношений с женщинами[71]. В отличие от гомосексуальных мужчин, лесбиянки не организовывали закрытые вечеринки, кружки и не брали под контроль общественные места, демонстрация своих маскулизированных образов общественности выступала для них главным способом самовыражения[47].
Традиционалистский откат в советской идеологии с 1930-х годов положил начало риторике о недопустимости гомосексуальности, как оскорбления мужской чести. Такая риторика сложилась в том числе и под влиянием схожей гомофобной риторики в странах Запада того времени. Это также было связано с пропагандой идеи того, что гомосексуалы якобы являются приверженцами контрреволюционных, национал-социалистических идей и шпионами[72], поэтому гомосексуалов необходимо подавлять и изгонять[73]. Уличённые в однополых отношениях мужчины становились жертвами сталинских репрессий[72]. Пропаганда принудительной гетеросексуальности[74] и «традиционных» семейных отношений стала частью государственной идеологии[75]. О гомосексуальности было запрещено говорить вплоть до перестройки, по этой причине о ней сохранилось крайне мало данных, в том числе и в Ленинграде[65].
Даже после смерти Сталина в Ленинграде и других городах СССР велось систематическое преследование лиц, уличённых в однополых отношениях[73]. Таких людей чаще всего раскрывали доносчики — часто это были соседи в коммунальных квартирах, где было крайне сложно сохранять личное пространство[65]. По статье о мужеложестве привлекали почти всегда пассивных гомосексуалов, активные же, наоборот, могли выступать заявителями и свидетелями в суде[65]. Пребывание значительной части населения в тюрьмах и трудовых лагерях на протяжении предыдущих десятилетий способствовало внедрению тюремной иерархии в бытовую культуру, в том числе и идею того, что практикующие пассивный секс мужчины относятся к низшей касте опущенных[76]. Приговорённых лишали свободы[65]. Женщин же чаще отравляли на психиатрическое «лечение»[65]. Женская гомосексуальность не осуждалась так явно, как мужская, но тоже оставалась табуированной[65]. Даже на фоне постепенной либерализации советского режима преследование пассивных геев и количество приговоров за «мужеложество» возрастало с каждым десятилетием[77].
Гомосексуальные мужчины в Ленинграде качестве мест для новых встреч использовали общественные туалеты у Аничкова дворца и рядом с цирком Чинизелли. Это было связано ещё со старой дореволюционной традицией гомосексуальных встреч в этих двух местах. Когда советская власть устранила коммерческие точки для тайного свидания, единственными сохранившимися местами для свидания остались общественные туалеты. Это породило так называемую культуру туалетов[44]. Известно, что в середине XX века некоторые военные и матросы в Ленинграде сохраняли привычку торговать секс-услугами с другими мужчинами за небольшую денежную плату[78].
В 1970-х годах в Ленинграде группа юристов подготовила проект по декриминализации «мужеложства», но он не был утверждён[65]. Также в 1970-е годы тема ЛГБТ впервые за десятилетия упоминается в средствах массовой информации, хоть и в негативной коннотации[65]. Из рассказов феминистки Ольги Липовской, в 1970-е годы в Ленинграде геи в качестве места встречи выбирали Екатерининский садик, а лесбиянки — площадь у «подковы» перед Казанским собором[3].
Вместе с началом перестройки и ослаблением цензуры тема ЛГБТ стала снова активно обсуждаться, хоть и почти всегда в негативном ключе[65]. Новая гомосексуальная субкультура стала зарождаться в Ленинграде в условиях расцвета неформальных субкультур и диссидентского движения[79]. На этот период также пришёлся самый пик уголовного преследования гомосексуальных людей за весь советский период[65]. Тем не менее, в это время стали появляться правозащитные организации[65], их основной дискурс, помимо декриминализации и прекращения преследования геев, был связан с проблемой распространения СПИДа — условия, в которые государство вогнало геев, только способствовали скорейшему распространению болезни[80]. ЛГБТ-активисты сыграли важную роль в информировании населения Ленинграда о рисках, связанных с распространением ВИЧ[3]. С 1983 по 1986 год в Ленинграде действовала правозащитная организация «Голубая лаборатория», которая переводила тематическую иностранную литературу и распространяла как самиздат. Именно их члены сумели донести до западной общественности весть о бедственном положении ЛГБТ в СССР[3]. Другой известной организацией были «Крылья», продвигавшие отмену криминализации мужской гомосексуальности. Незадолго до распада СССР в городе прошла первая конференция, касавшаяся здоровья гомосексуальных мужчин и проблем, связанных с ВИЧ[65].
Декриминализация гомосексуальных отношений была принята в России из-за стремления страны наладить отношения с международными организациями[65]. В 1990-е годы в Петербурге организовывались семинары, посвящённые рискам заражения СПИДом, эта тема была особенно актуальной для гомосексуальных мужчин как одной из наиболее уязвимых групп для распространения болезни[65].
2000-е годы и начало 2010-х годов стали эпохой оттепели общественных нравов. В Петербурге начали работать несколько крупнейших в России правозащитных организаций, в частности «Российская ЛГБТ-сеть», ЛГБТ-кинофестиваль «Бок о Бок» и правозащитная организация «Выход». Эти организации поддерживались западными фондами и ЛГБТ-организациями. Для Петербурга это была уникальная ситуация, так как в Москве, например, подобные инициативы провоцировали скандалы, в Петербурге же ЛГБТ-активисты сталкивались с меньшим сопротивлением[3]. На этом фоне Петербург стал столицей ЛГБТ-активизма[3]. Здесь в течение четырёх лет организовывался первый согласованный с властями гей-прайд[81][82][83].
По данным комитета по здравоохранению Петербурга, в 2020 году в городе проживало 10,5 тысяч гомосексуальных мужчин[84]. Согласно опросу, проведённому независимым агентством Zoom Market, Санкт-Петербург занял первое место среди 20 крупнейших городов России, где население наиболее терпимо относится к гомосексуальным, бисексуальным и трансгендерным людям[85]. Аналогичный опрос, проведённый в 2023 году организацией «Выход» и фондом «Сфера», показал, что общественность в Петербурге оказалась самой толерантной в России, например, среди опрошенных представителей ЛГБТ 57 % сообщили о преимущественно дружественном окружении, что было лучшим показателем среди российских городов[86].
Когда в 2010-е годы правительство стало отходить от европейских конвенций, то взяло курс на откат всех достижений, достигнутых в России в области прав ЛГБТ, стремясь вернуть этих людей в то же положение, что и до эпохи перестройки. Тем не менее, общество за 20 лет приняло декриминализацию однополых отношений как норму[65]. Увеличение политического влияния среди религиозных фундаменталистов привело к усиленному преследованию представителей ЛГБТ, активисты, ещё недавно считавшиеся маргиналами, инициировали ограничение прав гомосексуальных людей, вмешательство в личную жизнь и цензуру художественных произведений[87]. Именно в Петербурге в 2012 году был инициирован закон о запрете «гей-пропаганды» среди несовершеннолетних[88]. Инициатором законопроекта был Виталий Милонов[89], он же ярый противник ЛГБТ, который пытался разгонять петербургские гей-прайды[90]. Принятие антигейского закона и гомофобная риторика властей привели к росту физического насилия, шантажа, травли, незаконных увольнений и попыток ограничить родительские права ЛГБТ-людей[85].
В 2014 году резонансным событием стала свадьба Ирины и Алёны Шумиловых, признанная самым первым ЛГБТ-браком не только в Петербурге, но и в истории России. Официальная регистрация стала возможной потому, что одна из невест Ирина Шумилова — трансгендерная женщина и в документах числилась мужчиной, что технически делало этот брак возможным на фоне запрета однополых браков[91][92][93].
Несмотря на усиление гомофобной риторики, в Петербурге в 2020 году продолжали работать тематические заведения для представителей ЛГБТ — гей-, лесби-клубы, заведения с приставкой «квир»[3]. Например, это старейший гей-клуб «Кабаре», единственный для лесбиянок клуб «Триэль» или гей-клуб «Малевич» с местными травести-звёздами[3]. В гей-клубах могут организовываться травести-вечеринки[3]. В городе организуются элитные гей-вечеринки, под которые арендуются дворцы и особняки и чьими посетителями являются, например, Клава Кока и Рената Литвинова[3]. Вместе с усилением преследования ЛГБТ тематические заведения стали перемещаться в спальные районы дальше от центра, у них нет вывесок. Для обозначения ЛГБТ-заведения используются скрытые символы, например, расположенные напротив розовые урны[3]. В городе также устраивают квир-вечеринки Womansbeat[3]. Тем не менее большинство ЛГБТ-мероприятий проводятся в глубоком подполье, посетители не могут себе позволить совершить каминг-аут из-за страха преследования, в том числе и со стороны правоохранительных органов[3]. Незадолго до ужесточения закона о «гей-пропаганде» в Петербурге на пять дней была открыта первая в истории России выставка на тему ЛГБТ[94]. В 2016 году в социальной сети ВКонтакте были активны три крупных петербургских ЛГБТ-сообщества, для чьих членов была свойственна особая сплочённость[95].
ЛГБТ в Санкт-Петербурге.
.jpg){kind=link}
